Введение
Имя Умберто Эко — одно из самых популярных в современной культуре
Западной Европы. Семиотик, эстетик, историк средневековой литературы, критик и эссеист, профессор Болонского университета и почетный доктор многих университетов Европы и Америки, автор десятков книг, число которых он ежегодно увеличивает со скоростью, поражающей воображение,
Умберто Эко — один из самых бурлящих кратеров вулкана современной интеллектуальной жизни Италии. То, что он в 1980 году круто переменил русло и вместо привычного облика академического ученого, эрудита и критика явился перед публикой как автор сенсационного романа, сразу получившего международную известность, увенчанного литературными премиями и послужившего основой также сенсационной экранизации, показалось ряду критиков неожиданным.
Умберто Эко — итальянский писатель, автор всемирно известных романов «Имя
Розы» (1980), «Маятник Фуко» (1988), «Остров накануне» (1995). Лауреат премий Стреги, Анжиари, национальной премии Италии (1981). Почётный гражданин Монте-Карло (1981). Кавалер французского ордена за заслуги в литературе (1985), ордена Маршала МакЛахана (ЮНЕСКО) (1985), ордена
Почётного Легиона (1993), греческого ордена Золотой звезды (1995), ордена
Большого креста Итальянской республики (1996).
«Имя розы» — первый роман Умберто Эко, опубликованный в 1980 году, стал первым интеллектуальным романом, возглавившим списки супербестселлеров и принесшим автору всемирную славу.
Успеху произведения способствовала и удачная экранизация. Писатель был удостоен престижной итальянской премии «Стрега» (1981) и французской
«Медичи» (1982).
Оказалось, что жизнь обитателей бенедиктинского монастыря ХIV века может быть интересной людям ХХ века. И не только потому, что автор закрутил детективную и любовную интриги. Но и потому, что был создан эффект личного присутствия.
Этот роман стал самым ярким доказательством правоты историков французской
Школы «Анналов», которые приглашали изучать историю через детали, частности, быт. Посредством социологии и психологии, а не политики, как это было раньше. Но дело даже не в этом, а в той степени достоверности, которая позволяет при таком подходе почувствовать далекую эпоху своей, а Другого –
Ближним [2,14].
К сожалению, творчество Умберто Эко, а в особенности его роман «Имя розы» недостаточно изучено в России. За исключением статьи Лотмана Ю., Костюкович
Е. нам не удалось найти работ, посвященных исследованиям произведений современного итальянского писателя.
Поэтому в данной работе мы постараемся дать анализ романа Умберто Эко
«Имя розы» с исторической точки зрения.
1. Композиция и сюжет романа Умберто Эко «Имя розы»
В своем романе «Имя розы» Умберто Эко рисует картину средневекового мира, предельно точно описывает исторические события. Для своего романа автор избрал интересную композицию. В так называемом введении автор сообщает о том, что ему попадает старинная рукопись одного монаха по имени
Адсон, который повествует о событиях с ним произошедших в XIV веке. «В состоянии нервного возбуждения», автор «упивается ужасающей повестью
Адсона» и переводит ее для «современного читателя» [10,7]. Дальнейшее изложение событий представляет собой якобы перевод старинной рукописи.
Сама рукопись Адсона разбита на семь глав, по числу дней, а каждый день
– на эпизоды, приуроченные к богослужению. Таким образом, действие в романе происходит в течении семи дней.
Начинается повествование с пролога: «Вначале было Слово, и Слово было у
Бога, и Слово было Бог» [10,13].
Сочинение Адсона отсылает нас к событиям 1327 года, «когда вошед император Людовик в Италию готовился, согласно промыслу Всевышнюю, посрамлять подлого узурпатора, христопродавца и ересиарха, каковой в
Авильоне срамом покрыл святое имя апостола» [10,14]. Адсон вводит читателя в события тому предшествовавшие. В начале века папа Климент V переместил апостольский престол в Авиньон, кинув Рим на грабеж местным государям». «В
1314 году пять немецких государей во Франкфурте избрали Людовика Баварского верховным повелителем империи. Однако в тот же день на противном берегу
Майна палатинский граф Рейнский и архиепископ города Кельна на то же правление избрали Фредерика Австрийского» [10,14]. «В 1322 году Людовик
Баварский разбил своего соперника Фредерика. Иоанн (новый папа) отлучил победителя, а оный объявил папу еретиком. Именно в этот год в Перудже собрался капитул братьев францисканцев, и их генерал Михаил Цезенский провозгласил как истину веры положение о бедности Христа. Папа был недоволен , в 1323 году он восстал против доктрины францисканцев
Людовик, видимо, тогда же разглядел во францисканцах, отныне враждебных папе, мощных соратниковЛюдовик, заключив с разбитым Фредериком союз, вступил в Италию, принял корону в Милане, подавил недовольство Висконти, обложил войском Пизу и быстро вошел в Рим» [10,15].
Таковы события того времени. Надо сказать, что Умберто Эко, как истинный знаток Средневековья предельно точен в описываемых событиях.
Итак, события разворачиваются в начале 14 века. Молодой монах, Адсон, от имени которого ведется рассказ, приставленный к ученому францисканцу
Вильгельму Баскервильскому, приезжает в монастырь. Вильгельму, бывшему инквизитору, поручают провести расследование неожиданной смерти монаха
Адельма Отранского. Вильгельм вместе со своим помощником начинают расследование. Им разрешается разговаривать и ходить везде, кроме библиотеки. Но расследование заходит в тупик, потому что все корни преступления ведут в библиотеку, представляющую главную ценность и сокровищницу аббатства, в которой хранится огромное количество бесценных книг. Вход в библиотеку запрещен даже монахам, а книги выдаются не всем и не все, которые имеются в библиотеке. Кроме того, библиотека представляет из себя лабиринт, с ней связаны легенды о «блуждающих огнях» и «чудищах».
Вильгельм и Адсон под покровом ночи посещают библиотеку, из которой им с трудом удается выбраться. Там они встречают новые загадки.
Вильгельм и Адсон раскрывают тайную жизнь аббатства (встречи монахов с продажными женщинами, гомосексуализм, употребление наркотических препаратов). Сам Адсон поддается искушению местной крестьянки.
В это время в аббатстве совершаются новые убийства (Венанция находят в бочке с кровью, Беренгара Арундельского в ванне с водой, Северина Сант
Эммеранского в своей комнате с травами), связанные с одной и той же тайной, которая ведет в библиотеку, а именно к определенной книге. Вильгельму и
Адсону удается частично разгадать лабиринт библиотеки, и найти тайник
«Предел Африки», замурованную комнату, в которой хранится заветная книга.
Для раскрытия убийств в аббатство прибывает кардинал Бертран Поджетский и сразу приступает к делу. Он задерживает Сальватора, убогого уродца, который, желая привлечь внимание женщины с помощью черного кота, петуха и двух яиц, был задержан вместе с несчастной крестьянкой. Женщину (Адсон узнал в ней свою подругу) обвинили в колдовстве и заточили в темницу.
На допросе келарь Ремигий рассказывает о муках Дольчина и Маргариты, которых сожгли на костре, и как он этому не воспротивился, хотя имел с
Маргаритой связь. В отчаянии келарь берет на себя все убийства: Адельма из
Онтанто, Венанция из Сальвемека «за то что тот был слишком учен», Беренгара
Арундельского «из ненависти к библиотеке», Северина Сант Эммеранского «за то, что тот собирал травы».
Но Адсону и Вильгельму удается все разгадать тайну библиотеки. Хорхе – слепой старец, главный хранитель библиотеки, прячет от всех «Предел
Африки», в котором хранится вторая книга «Поэтики» Аристотеля, представляющая огромный интерес, вокруг которой ведутся нескончаемые споры в аббатстве. Так, например, в аббатстве запрещено смеяться. Хорхе выступает некоторым судьей всем, кто непозволительно смеется или даже рисует смешные картинки. По его мнению, Христос никогда не смеялся, и он запрещает смеяться остальным. Все с уважением относятся к Хорхе. Его побаиваются.
Ожнако, Хорхе много лет являлся настоящим правителем аббатства, знавшим и хранившим от остальных все его тайны, когда он стал слепнуть он допустил к библиотеке ничего не смыслящего монаха, а во главе аббатства поставил монаха, который ему подчинялся. Когда же ситуация вышла из под контроля, и много людей пожелали разгадать тайну «предела Африки» и завладеть книгой
Аристотеля, Хорхе крадет яд из лаборатории Северина и пропитывает им страницы заветной книги. Монахи, перелистывая и смачивая палец слюной, постепенно погибают, при помощи Малахии Хорхе убивает Северина, запирает
Аббата, который также погибает.
Все это разгадывает Вильгельм со своим помощником. Наконец, Хорхе дает им почитать «Поэтику» Аристотеля, в которой звучат опровергающие Хорхе идеи о греховности смеха. По мнению Аристотеля, смех имеет познавательную ценность, он приравнивает его к искусству. Для Аристотеля смех – это
«добрая, чистая сила» [10,403]. Смех способен отрешить от страха, когда мужик смеется, ему нет никакого дела до смерти. «Однако закон может быть удержаем только при помощи страха» [10, 405]. Из этой идеи могла бы
«вылететь люцеферианская искра», из этой книги «могло народиться бы новое, сокрушительное стремление уничтожить смерть путем освобождения от страха»
[10,405]. Вот чего так боится Хорхе. Всю свою жизнь Хорхе не смеялся и запрещал это делать другим, этот угрюмый старик, скрывающий от всех истину, устанавливал ложь.
В результате преследования Хорхе, Адсон роняет фонарь и в библиотеке возникает пожар, потушить который не удается. Через три дня все аббатство выгорает до тла. Только спустя несколько лет, Адсон, путешествуя по тем местам, приезжает на пепелище, отыскивает несколько драгоценнейших обрывков, чтобы потом по одному слову или предложению восстановить хотя бы ничтожный список утраченных книг.
Таков занимательный сюжет романа. «Имя розы» — своеобразный детектив, действие которого происходит в средневековом монастыре.
Критик Чезаре Дзаккариа полагает, что обращение писателя к жанру детектива вызвано тем, что «этот жанр лучше других смог выразить неутолимый заряд насилия и страха, заложенный в мире, в котором мы живем». Да, несомненно, многие частные ситуации романа и его главный конфликт вполне
«прочитываются» и как иносказательное отображение ситуации нынешнего, ХХ века [3,5].
2. Роман Умберто Эко «Имя розы» — исторический роман
События в романе наталкивают нас на мысль, что перед нами детектив.
Автор с подозрительной настойчивостью предлагает именно такое истолкование.
Лотман Ю. пишет, что «уже то, что отличающийся замечательной проницательностью францисканский монах XIV века, англичанин Вильгельм
Баскервильский, отсылает читателя своим именем к рассказу о самом знаменитом сыщицком подвиге Шерлока Холмса, а летописец его носит имя
Адсона (прозрачный намек на Ватсона у Конан Дойля), достаточно ясно ориентирует читателя. Такова же роль упоминаний о наркотических средствах, которые употребляет Шерлок Холмс XIV века для поддержания интеллектуальной активности. Как и у его английского двойника, периоды безразличия и прострации в его умственной деятельности перемежаются с периодами возбуждения, связанного с жеванием таинственных трав. Именно в эти последние периоды во всем блеске проявляются его логические способности и интеллектуальная сила. Первые же сцены, знакомящие нас с Вильгельмом Баскервильским, кажутся пародийными цитатами из эпоса о Шерлоке Холмсе: монах безошибочно описывает внешность убежавшей лошади, которую он никогда не видел, и столь же точно «вычисляет», где ее следует искать, а затем восстанавливает картину убийства — первого из происшедших в стенах злополучного монастыря, в котором развертывается сюжет романа,- хотя также не был его свидетелем» [4,469].
Лотман Ю. предполагает, что это средневековый детектив, а герой его — бывший инквизитор (латинское inquisitor — следователь и исследователь одновременно, inquistor rerom naturae — исследователь природы, так что Вильгельм не изменил профессии, а только сменил сферу приложения своих логических способностей) — это Шерлок Холмс в рясе францисканца, который призван распутать некоторое чрезвычайно хитроумное преступление, обезвредить замыслы и как карающий меч упасть на головы преступников. Ведь
Шерлок Холмс не только логик — он еще и полицейский граф Монте-Кристо — меч в руках Высшей Силы (Монте-Кристо — Провидения, Шерлок Холмс —
Закона). Он настигает Зло и не дает ему восторжествовать [4,469].
Однако в романе У. Эко события развиваются совсем не по канонам детектива, и бывший инквизитор, францисканец Вильгельм Баскервильский, оказывается очень странным Шерлоком Холмсом. Надежды, которые возлагают на него настоятель монастыря и читатели, самым решительным образом не сбываются: он всегда приходит слишком поздно. Его остроумные силлогизмы и глубокомысленные умозаключения не предотвращают ни одного из всей цепи преступлений, составляющих детективный слой сюжета романа, а таинственная рукопись, поискам которой он отдал столько усилий, энергии и ума, погибает в самый последний момент, так и ускользая навсегда из его рук.
Ю. Лотман пишет: «В конце концов вся «детективная» линия этого странного детектива оказывается совершенно заслоненной другими сюжетами. Интерес читателя переключается на иные события, и он начинает сознавать, что его попросту одурачили, что, вызвав в его памяти тени героя «Баскервильской собаки» и его верного спутника-летописца, автор предложил нам принять участие в одной игре, а сам играет в совершенно другую. Читателю естественно пытаться выяснить, в какую же игру с ним играют и каковы правила этой игры. Он сам оказывается в положении сыщика, но традиционные вопросы, которые всегда тревожат всех шерлоков Холмсов, мегрэ и пуаро: кто и почему совершил (совершает) убийство (убийства), дополняются гораздо более сложным: зачем и почему нам рассказывает об этих убийствах хитроумный семиотик из Милана, появляющийся в тройной маске: бенедиктинского монаха захолустного немецкого монастыря XIV века, знаменитого историка этого ордена отца Ж. Мабийона и его мифического французского переводчика аббата Валле? [4, 652]
По мнению Лотмана, автор как бы открывает перед читателем сразу две двери, ведущие в противоположных направлениях. На одной написано: детектив, на другой: исторический роман. Мистификация с рассказом о якобы найденном, а затем утраченном библиографическом раритете столь же пародийно-откровенно отсылает нас к стереотипным зачинам исторических романов, как первые главы — к детективу.
Исторический момент, к которому приурочено действие «Имени розы», определен в романе точно. По словам Адсона, «за несколько месяцев до событий, кои будут описаны, Людовик, заключив с разбитым Фредериком союз, вступил в Италию». Людовик Баварский, провозглашенный императором, вступил в Италию в 1327 году. Вот как описывает Никколо Макьявелли события, на фоне которых развертывается сюжет романа: «…Преемником его на императорском престоле стал Людовик Баварский. К тому времени папский престол перешел к Иоанну XXII, в его понтификат император не переставал преследовать гвельфов и церковь, защитниками которых выступали по преимуществу король Роберт и флорентийцы. Так начались те войны, которые Висконти вели в Ломбардии против гвельфов, а
Каструччо из Лукки в Тоскане против флорентийцев Император
Людовик, чтобы поднять значение своей партии да заодно и короноваться, явился в Италию» [4,653].
Одновременно тяжелые конфликты раздирали и католическую церковь.
Архиепископ французского города Бордо, избранный в 1305 году на папский престол под именем Климента V, перенес резиденцию папской курии из Рима в Авиньон на юге Франции (1309 г.). Король Франции Филипп
IV Красивый, отлученный предшествующим папой Бонифацием в 1303 году от церкви, получил возможность активно вмешиваться в дела папства и Италии.
Италия делается ареной соперничества французского короля и императора
Священной Римской Империи (Германии). Все эти события непосредственно не описываются в романе Умберто Эко. Лишь упоминания о том, как Адсон оказался в Италии, и, в дальнейшем, описание вражды «иностранцев» и
«итальянцев» в стенах монастыря служат отсветами этих смут. Но они составляют фон действия и незримо присутствуют в сюжете. Более подробно касается автор (и монах-летописец) внутрицерковной борьбы.
Кардинальным вопросом внутрицерковной борьбы, отражавшим основной социальный конфликт эпохи, был вопрос бедности и богатства. Основанный в начале XIII века Франциском Ассизским орден миноритов (младших братьев), в дальнейшем — францисканский, проповедовал бедность церкви. В 1215 году папа Иннокентий III скрепя сердце вынужден был признать легальность ордена.
Однако в дальнейшем, когда лозунг бедности церковной был подхвачен воинствующими народными еретическими сектами и получил широкое распространение в массе простонародья, отношение курии к францисканцам сделалось вопросом весьма деликатным. Герард Сегалелли из
Пармы, призывавший вернуться к обычаям первых христиан — общности имуществ, обязательному труду для монахов, суровой простоте нравов,- был сожжен на костре в 1296 году.
Учение его подхватил Дольчино Торинелли из Новары (Пьемонт), ставший во главе широкого народного движения, возглавленного
«апостольскими братьями» [4,654].
Он проповедовал отказ от собственности и насильственное осуществление раннехристианской утопии. Папа Климент V объявил крестовый поход против Дольчино и его армии, укрепившейся на горе
Дзебелло и с 1305 по 1307 год упорно сопротивлявшейся, преодолевая голод, снежные заносы и эпидемии.
Одним из центральных событий романа «Имя розы» является неудачная попытка примирения папы и императора, который пытается найти союзников в ордене Св. Франциска. Эпизод этот сам по себе незначителен, но позволяет вовлечь читателя в сложные перипетии политической и церковной борьбы эпохи.
На периферии текста мелькают упоминания тамплиеров и расправы с ними, катаров, вальденцев, гумилиатов, многократно всплывает в разговорах «авиньонское пленение пап», философские и богословские дискуссии эпохи. Все эти движения остаются за текстом, но ориентироваться в них читателю необходимо, чтобы понять расстановку сил в романе, как считает Ю. Лотман.
Итак, перед нами исторический роман. Ю. Лотман пишет: «Автор сам подталкивает читателя именно к такому выводу в одном из автокомментариев к «Имени розы». Напоминая о делении исторической прозы на произведения, в центре которых — известные в истории лица, и на такие, где последние отнесены на периферию, а действуют созданные авторской фантазией образы простых людей, У. Эко отдает предпочтение второму разряду и в качестве образца, которому он якобы следовал, именует
«Обрученных» Алессандро Мандзони. Однако подсказки автора «Имени розы» всегда лукавы, и параллель с великим произведением Мандзони — еще один ложный ключ, подброшенный читателю. Опыт великого романтика, конечно, не прошел мимо У. Эко. Им подсказана сама ситуация: автор держит в руках случайно дошедшую до него старинную рукопись, интересную по содержанию, но написанную на варварском языке: «Ломбардские идиомы — без числа, фразы — некстати употребленные, грамматика — произвольная, периоды — неслаженные. А далее — изысканные испанизмы». «Перемешивая с удивительной ловкостью самые противоположные свойства, он ухитряется на одной и той же странице, в одном и том же периоде, в одном и том же выражении одновременно быть и грубым и жеманным» [4,556].
По мнению Ю. Лотмана, начальный эпизод «Имени розы» приобретает ироническую окраску. Виктор Шкловский назвал бы это обнажением приема.
Но тем разительнее отличие в построении сюжета. Пушкин имел основание говорить о влиянии Вальтера Скотта на Мандзони: приключения влюбленной пары на фоне широко описанных исторических событий, история, пропущенная через приключения простого человека. Сюжетная структура
«Имени розы» даже отдаленно не напоминает подобной схемы: любовная интрига сведена лишь к одному эпизоду, не играющему существенной роли в композиции, все действие происходит внутри одного и того же весьма ограниченного пространства — монастыря. Значительная часть текста — размышления и умозаключения. Это не структура исторического романа [4,656].
По мнению Лотмана Ю. «Образ лабиринта — один из сквозных для самых разных культур символов — является как бы эмблемой романа У. Эко. Но
«лабиринт — это в сущности перекрещение дорог, из которых некоторые не имеют выходов, заканчиваясь тупиками, через которые надо пройти, чтобы открыть путь, ведущий к центру этой странной паутины». Далее этот автор отмечает, что, в отличие от паутины, лабиринт принципиально асимметричен» [4,557].
Но каждый лабиринт подразумевает своего Тесея, того, кто
«расколдовывает» его тайны и находит путь к центру. В романе это, безусловно, Вильгельм Баскервильский. Именно ему предстоит войти в обе двери — «детективную» и «историческую» — сюжета нашего романа. Присмотримся к этой фигуре. Герой не принадлежит к историческим персонажам — он целиком создан фантазией автора. Но многими нитями он связан с эпохой, в которую произвол У. Эко его поместил (как увидим, не только с ней!).
Вильгельм прибыл в «монастырь преступлений» (так Умберто Эко, по собственному признанию, намеревался сперва обозначить место действия) с некоей важной миссией.
Средневековый мир жил под знаком высшей целостности.
Единство божественно, разделение исходит от диавола. Единство церкви воплощено в инквизиторе, единство мысли — в Хорхе, который, несмотря на слепоту, запоминает огромное число текстов, полностью, наизусть, интегрально. Такая память способна хранить тексты, но не нацелена на создание новых, и память слепого Хорхе — это модель, по которой он строит свой идеал библиотеки. Библиотека, в его представлении,- это гигантский спецхран, место, где в целостности хранятся тексты, а не место, где старые тексты служат отправными пунктами для создания новых.
Символу целостности противостоит символический же образ расчленения, анализа. Ереси («расколы») раздробляют монолитный универсум средневековья и выделяют личные отношения между человеком и Богом, человеком и государством, человеком и истиной. В конечном счете это вело к непосредственному соприкосновению между человеком и Богом и устраняло необходимость церкви (начало такой тенденции восходит к вальденцам, дальнейшее развитие пройдет сквозь века). В области мысли это привело к анализу: раздроблению, критическому рассмотрению, перекомбинации тезисов и созданию новых текстов. Хорхе воплощает дух догмы, Вильгельм — анализа. Один создает лабиринт, другой разгадывает тайны выхода из него. Мифологический образ лабиринта связан с обрядом инициации, и Вильгельм — борец за инициацию духа. Поэтому библиотека для него — не место, где хранятся догмы, а запас пищи для критического разума [4,558].
Скрытым сюжетным стержнем романа является борьба за вторую книгу
«Поэтики» Аристотеля . Стремление Вильгельма разыскать скрытую в лабиринте библиотеки монастыря рукопись и стремление Хорхе не допустить ее обнаружения лежат в основе того интеллектуального поединка между этими персонажами, смысл которого открывается читателю лишь на последних страницах романа. Это борьба за смех. Во второй день своего пребывания в монастыре Вильгельм «вытягивает» из Бенция содержание важного разговора, который произошел недавно в скриптории. «Хорхе заявил, что невместно уснащать смехотворными рисунками книги, содержащие истины. А Венанций сказал, что даже у Аристотеля говорится о шутках и словесных играх как о средствах наилучшего познания истин и что, следовательно, смех не может быть дурным делом, если способствует откровению истин
Венанций, который прекрасно знает… прекрасно знал греческий, сказал, что Аристотель нарочно посвятил смеху книгу, вторую книгу своей «Поэтики», и что если философ столь величайший отводит смеху целую книгу, смех, должно быть,- серьезная вещь» [4,558].
Смех для Вильгельма связан с миром подвижным, творческим, с миром, открытым свободе суждений. Карнавал освобождает мысль. Но у карнавала есть еще одно лицо — лицо мятежа.
Келарь Ремигий объясняет Вильгельму, почему он примкнул к мятежу
Дольчино: «…Я не могу понять даже, ради чего я делал то, что делал тогда. Видишь ли, в случае с Сальвадором все вполне объяснимо. Он из крепостных, его детство — убожество, голодный мор… Дольчин для него олицетворял борьбу, уничтожение власти господ… Но у меня-то все было иначе! Мои родители-горожане, голода я не видал! Для меня это было вроде… не знаю, как сказать… Что-то похожее на громадный праздник, на карнавал. У Дольчина на горах, пока мы не начали есть мясо товарищей, погибших в схватке… Пока от голода не перемерло столько, что стало далее уже и не съесть, и мы сбрасывали трупы с откосов Ребелло на потраву стервятникам и волкам… А может быть, даже и тогда… мы дышали воздухом… как бы сказать? Свободы.
До тех пор я не ведал, что такое свобода». «Это был буйный карнавал, а на карнавалах все всегда вверх тормашками».
Умберто Эко, как считает Ю. Лотман, прекрасно знает теорию карнавала
М. М. Бахтина и тот глубокий след, который она оставила не только в науке, но и в общественной мысли Европы середины XX века. Знает и учитывает он и работы Хейзинги, и книги вроде «Праздника шутов» X. Г.
Кокса. Но его толкование смеха и карнавала, который все ставит «вверх тормашками», не полностью совпадает с бахтинским. Смех не всегда служит свободе.
По мнению Лютмана Ю., роман Эко — конечно, создание сегодняшней мысли и не мог бы быть создан даже четверть века назад. В нем заметны воздействия исторических исследований, подвергших за последние десятилетия пересмотру многие глубоко укоренившиеся представления о средних веках. После работы французского историка Ле Гоффа, демонстративно названной «За новое средневековье», отношение к этой эпохе подверглось широкому переосмыслению. В работах историков Филиппа Ариеса, Жака Делюмо
(Франция), Карло Гинзбурга (Италия), А. Я. Гуревича (СССР) и многих других на первый план выдвинулся интерес к течению жизни, к
«неисторическим личностям», «менталитету», т. е. к тем чертам исторического мировоззрения, которые сами люди считают настолько естественными, что просто не замечают, к ересям как отражению этого народного менталитета. Это коренным образом изменило соотношение историка и исторического романиста, принадлежащего к той, художественно наиболее значимой традиции, которая пошла от Вальтера Скотта и к которой принадлежали и Мандзони, и Пушкин, и Лев Толстой (исторические романы о «великих людях» редко приводили к художественным удачам, зато часто пользовались популярностью у самого неразборчивого читателя).
Если прежде романист мог сказать: меня интересует то, чем не занимаются историки,- то теперь историк вводит читателя в те уголки прошлого, которые прежде посещали только романисты.
Умберто Эко замыкает этот круг: историк и романист одновременно, он пишет роман, но смотрит глазами историка, чья научная позиция сформирована идеями наших дней. Осведомленный читатель улавливает в романе и отзвуки дискуссий о средневековой утопии «страны Кокань»
(Куканы) и обширной литературы о перевернутом мире (интерес к текстам,
«вывернутым наизнанку», в последние два десятилетия приобрел прямо-таки эпидемический характер). Но не только современный взгляд на эпоху средних веков — в романе Умберто Эко читатель постоянно сталкивается с обсуждением вопросов, которые задевают не только исторические, но и злободневные интересы читателей. Мы сразу обнаружим и проблему наркомании, и споры о гомосексуализме, и размышления над природой левого и правого экстремизма, и рассуждения о бессознательном партнерстве жертвы и палача, а также о психологии пытки — все это в равной мере принадлежит как
XIV, так и XX веку.
В романе настойчиво звучит сквозной мотив: утопия, реализуемая с помощью потоков крови (Дольчино), и служение истине с помощью лжи
(инквизитор). Это мечта о справедливости, апостолы которой не щадят ни своей, ни чужой жизни. Сломленный пыткой Ремигий кричит своим преследователям: «Мы хотели лучшего мира, покоя и благости для всех. Мы хотели убить войну, ту войну, которую приносите в мир вы. Все войны из- за вашей скаредности! А вы теперь колете нам глаза тем, что ради справедливости и счастья мы пролили немного крови! В том и вся беда! В том, что мы слишком мало ее пролили! А надо было так, чтобы стала алой вся вода в Карнаско, вся вода в тот день в Ставелло».
Но опасна не только утопия, опасна всякая истина, исключающая сомнения.
Так, даже ученик Вильгельма в какую-то минуту готов воскликнуть:
«Хорошо хоть инквизиция вовремя подоспела», ибо им «овладела жажда истины». Истина без сомнения рождает фанатизм. Истина вне сомнения, мир без смеха, вера без иронии — это не только идеал средневекового аскетизма, это и программа современного тоталитаризма. И когда в конце романа противники стоят лицом к лицу, перед нами образы не только XIV, но и XX столетия. «Ты дьявол»,- говорит Вильгельм Хорхе.
Эко не рядит современность в одежды средних веков и не заставляет францисканца и бенедиктинца обсуждать проблемы всеобщего разоружения или прав человека. Он просто обнаружил, что и время Вильгельма
Баскервильского, и время его автора — одна эпоха, что от средних веков до наших дней мы бьемся над одними и теми же вопросами и что, следовательно, можно, не нарушая исторического правдоподобия, создать злободневный роман из жизни XIV столетия [4,668].
Верность этой мысли подтверждается одним существенным соображением.
Действие романа происходит в монастыре, библиотека которого хранит богатейшее собрание Апокалипсисов, некогда привезенное Хорхе из
Испании. Хорхе полон эсхатологических ожиданий и заражает ими весь монастырь. Он проповедует мощь Антихриста, который уже подчинил себе весь мир, оплел его своим заговором, стал князем мира сего: «Напряжен он и в речах своих и в трудах, и в городах и в усадьбах, в спесивых своих университетах и в кафедральных соборах». Мощь Антихриста превосходит мощь Бога, сила Зла сильнее силы Добра. Проповедь эта сеет страх, но она и порождена страхом. В эпохи, когда почва у людей уходит из-под ног, прошедшее утрачивает доверие, а будущее рисуется в трагических тонах, людей охватывает эпидемия страха. Под властью страха люди превращаются в толпу, обуянную атавистическими мифами. Им рисуется ужасная картина победного шествия дьявола, мерещатся таинственные и могущественные заговоры его служителей, начинается охота на ведьм, поиски опасных, но невидимых врагов. Создается атмосфера массовой истерии, когда отменяются все юридические гарантии и все завоевания цивилизации. Достаточно сказать про человека «колдун», «ведьма», «враг народа», «масон», «интеллигент» или любое другое слово, которое в данной исторической ситуации является знаком обреченности, и судьба его решена: он автоматически перемещается на место «виновника всех бед, участника невидимого заговора», любая защита которого равносильна признанию в собственной причастности к коварному сонму.
Роман Умберто Эко начинается цитатой из Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово» — и кончается латинской цитатой, меланхолически сообщающей, что роза увяла, а слово «роза», имя «роза» пребыло. Подлинным героем романа является Слово. По-разному ему служат Вильгельм и Хорхе. Люди создают слова, но слова управляют людьми. И наука, которая изучает место слова в культуре, отношение слова и человека, называется семиотика. «Имя розы» — роман о слове и человеке — это семиотический роман.
Можно предположить, что действие романа происходит в средневековом монастыре не случайно. Учитывая пристрастие Эко к осмыслению истоков, лучше представляешь, что побудило его написать роман «Имя розы» в конце 70-х. В те годы казалось, что у Европы осталось всего несколько «минут» до апокалипсической «полуночи» в виде военного и идеологического противостояния двух систем, бурления различных движений от ультра до
«зеленых» и сексменьшинств в одном общем котле взаимопереплетенных понятий, жарких речей, опасных действий. Эко бросил вызов [6,13].
Описывая предысторию современных идей и движений, он тем самым пробовал охладить их пыл. В общем, известная практика искусства — убийства или отравления вымышленных героев в назидание живущим.
Эко прямо пишет, что в «Средневековье корни всех наших современных
«горячих» проблем», а распри монахов разных орденов мало чем отличаются от схваток троцкистов и сталинистов [7,13].
3. Заметки на полях «Имени Розы»
Роман сопровождают «Заметки на полях» «Имени розы», в которых автор блестяще рассказывает о процессе создания своего романа.
Роман заканчивается латинской фразой, которая переводиться так: «Роза при имени прежнем – с нашими мы впредь именами» Как отмечает сам автор, она вызывала много вопросов, поэтому «Заметки на полях» «Имени розы» начинаются с «разъяснения» смысла заглавия.
«Заглавие «Имя розы» возникло почти случайно, -пишет Умберто Эко, — и подошло мне, потому что роза как символическая фигура до того насыщена смыслами, что смысла у нее почти нет: роза мистическая, и роза нежная жила не дольше розы, война Алой и Белой розы, роза есть роза есть роза есть роза, розенкрейцеры 18, роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет, rosa fresca aulentissima. Название, как и задумано, дезориентирует читателя. Он не может предпочесть какую-то одну интерпретацию. Даже если он доберется до подразумеваемых номиналистских толкований последней фразы, он все равно придет к этому только в самом конце, успев сделать массу других предположений. Название должно запутывать мысли, а не дисциплинировать их».
Вначале, пишет У.Эко, он хотел назвать книгу «Аббатство преступлений», но такое заглавие настраивало читателей на детективный сюжет и сбило бы с толку тех, кого интересует только интрига» [9,428]. Мечтой автора назвать роман «Адсон из Мелька», ибо этот герой стоит в стороне, занимает как бы нейтральную позицию. Заглавие «Имя розы», отмечает У. Эко подошло ему,
«потому что роза как бы символическая фигура до того насыщена смыслами, что смысла у неё почти нет… Название, как и задумано, дезориентирует читателя…
Название должно запутывать мысли, а не дисциплинировать их» [9,429]. Таким образом писатель подчёркивает, что текст живёт своей собственной, часто независящей от него жизнью. Отсюда новые, различные прочтения, интерпретации, на которые и должно настраивать название романа. И не случайно автор поместил эту латинскую цитату из сочинения ХІІ века в конце текста, чтобы читатель сделал различные предположения, мысли и сопоставлял, недоумевал и спорил.
«Я написал роман потому, что мне захотелось, — пишет автор.
Полагаю, что это достаточное основание, чтобы сесть и начать рассказывать. Человек от рождения — животное рассказывающее. Я начал писать в марте 1978 года. Мне хотелось отравить монаха. Думаю, что всякий роман рождается от подобных мыслей. Остальная мякоть наращивается сама собой» [9, 435].
Действие романа происходит в Средневековье. Автор пишет: «Сперва я собирался поселить монахов в современном монастыре (придумал себе монаха- следователя, подписчика «Манифесте»). Но поскольку любой монастырь, а в особенности аббатство, до сих пор живет памятью средневековья, я разбудил в себе медиевиста от зимней спячки и отправил рыться в собственном архиве. Монография 1956 года по средневековой эстетике, сотня страниц 1969 года на ту же тему; несколько статей между делом; занятия средневековой культурой в 1962 году, в связи с Джойсом; наконец, в 1972 году — большое исследование по Апокалипсису и по иллюстрациям к толкованию Апокалипсиса Беата Лиебанского: в общем, мое средневековье поддерживалось в боевой готовности. Я выгреб кучу материалов — конспектов, ксерокопий, выписок. Все это подбиралось начиная с 1952 года для самых непонятных целей: для истории уродов, для книги о средневековых энциклопедиях, для теории списков… В какой-то момент я решил, что поскольку средневековье — моя мысленная повседневность, проще всего поместить действие прямо в средневековье» [9,436].
«Итак, я решил не только, что рассказ пойдет о средних веках. Я решил и что рассказ пойдет из средних веков, из уст летописца той эпохи»,
-пишет автор. С этой целью Умберто перечитал огромное количество средневековых хроник, «учился ритму, наивности».
По мнению Эко, работа над романом — мероприятие космологическое:
«Для рассказывания прежде всего необходимо сотворить некий мир, как можно лучше обустроив его и продумав в деталяхВ созданном мною мире особую роль играла История. Поэтому я бесконечно перечитывал средневековые хроники и по мере чтения понимал, что в роман неминуемо придется вводить такие вещи, каких первоначально у меня и в мыслях не было,- например, борьбу за бедность и гонения инквизиции на полубратьев.
Скажем, почему у меня в книге появились полубратья, а с ними — четырнадцатый век? Если уж сочинять средневековую повесть, мне бы взять
XIII или XII век — эти эпохи я знал гораздо лучше. Но требовался сыщик. Лучше всего англичанин (интертекстуальная цитация). Этот сыщик должен был отличаться любовью к наблюдениям и особым умением толковать внешние признаки. Такие качества можно встретить только у францисканцев, и то — после Роджера Бэкона. В то же время разработанную теорию знаков мы находим только у оккамистов. Вернее, раньше она тоже существовала, но раньше интерпретация знаков либо носила чисто символический характер, либо видела за знаками одни идеи и универсалии. И только от Бэкона до Оккама, в этот единственный период, знаки использовались для изучения индивидуалий. Так я понял, что сюжет придется разворачивать в четырнадцатом веке, и остался очень недоволен. Это мне было гораздо труднее. Раз так — новые чтения, а за ними — новое открытие. Я твердо понял, что францисканец четырнадцатого века, даже англичанин, не мог быть безразличен к дискуссии о бедности. Тем паче если он друг или ученик
Оккама или просто человек его круга. Кстати, сперва я хотел сделать следователем самого Оккама, но потом отказался от этой мысли, потому что как личность Venerabilis Inceptor6 мне малосимпатичен»
[9,439].
Автор объясняет причину выбора данного периода времени в своем романе:
«Почему действие датировано именно концом ноября 1327 года?
Потому что к декабрю Михаил Цсзенский уже в Авиньоне. Вот что значит до конца обустроить мир исторического романа. Некоторые элементы — такие, как число ступенек лестницы,- зависят от воли автора, а другие, такие, как передвижения Михаила, зависят только от реального мира, который чисто случайно, и только в романах этого типа, вклинивается в произвольный мир повествования» [9,440].
По мнению Эко, «созданный нами мир сам указывает, куда должен идти сюжет»[9,440]. И действительно, выбрав для своего романа среденевековье,
Эко лишь направляет действие, которое разворачивается уже само, по законам и логике событий тех лет. И это особенно интересно.
В своих заметках Эко приоткрывает перед читателем всю «кухню создания» своего произведения. Так мы узнаем, что выбор определенных исторических деталей вызывал у писателя некоторые трудности:
«Морока была и с лабиринтом. Все известные мне лабиринты — а я пользовался превосходной монографией Сантарканджели — были без крыши. Все сплошь замысловатые, со множеством круговоротов. Но мне нужен был лабиринт с крышей (кто видел библиотеку без крыши!). И не очень трудный.
В лабиринте, перегруженном коридорами и тупиками, почти нет вентиляции.
А вентиляция была необходима для пожара Провозившись два или три месяца, я сам построил нужный лабиринт. И все равно в конце концов пронизал его щелями-амбразурами, иначе, как дойдет до дела, воздуха могло бы не хватить» [9, 440].
Умберто Эко пишет: «Я должен был выгородить замкнутое пространство, концентрический универсум, и, чтоб замкнуть его получше, необходимо было подкрепить единство места единством времени (единство действия, увы, оставалось весьма проблематичным). Отсюда — бенедиктинское аббатство, где вся жизнь размерена каноническими часами» [4, 441].
В своих «Заметках» У. Эко разъясняет основные понятия постмодернизма, его исторические и эстетические истоки. Автор замечает, что он видит средневековье «в глубине любого предмета, даже такого, который вроде не связан со средними веками, а на самом деле связан. Всё связано»[9,435]. В средневековых хрониках У. Эко открыл «эхо интертекстуальности», ибо «во всех книгах говориться о других книгах,…всякая история пересказывает историю уже рассказанную»[9,437]. Роман, утверждает писатель, — это целый мир, сотворённый автором и эта космологическая структура живёт по своим законам и требует от автора их соблюдения: «Персонажи должны подчинятся законам мира, в котором они живут. То есть писатель пленник собственных предпосылок» [9,440]. У. Эко пишет об игре автора с читателем, которая обгораживает пишущего от читающего. Она «состояла в том, чтобы как можно чаще высвечивать фигуру Адсона в старости, давать ему комментировать то, что он видит и слышит в качестве молодого Адсона…[9,444]. Фигура Адсона важна и потому, что он, выступая в качестве участника и фиксатора событий, не всегда понимает и не поймёт в старости того, о чём пишет. «Моя цель была, -замечает автор, -дать понять всё через слова того, кто не понимает ничего»[9,444].
У. Эко в «Заметках…» подчёркивает необходимость объективного изображения действительности. Искусство есть побег от личного чувства»[9,444], ибо литература призвана «сотворить читателя»,того, кто готов играть в игру автора. Читатель естественно интересуется сюжетом, и тут сразу бросается в глаза, что «Имя розы»- детективный роман, но он отличается от других тем, что «в нём мало что выясняется, а следователь терпит поражение [9,454]. И это не случайно, замечает У. Эко, так как «у книги не может быть только один сюжет. Так не бывает»[9,455]. Автор говорит о существовании нескольких лабиринтов в его романе, прежде всего маньеристического, выход из которого можно найти методом проб и ошибок. но
Вильгельм живёт в мире ризомы – сетки, в которой линии – дорожки пересечены, следовательно, нет центра и выхода: «Мой текст — в сущности, история лабиринтов[9,455]. Особое внимание уделяет писатель иронии, которую называет метаязыковой игрой. В этой игре может участвовать писатель, воспринимая её совершенно серьёзно, даже иногда не понимая её: «В этом, — замечает У. Эко, — отличительное свойство (но и коварство) иронического творчества»[9,461]. Вывод автора состоит в следующем: «существуют навязчивые идеи; у них нет владельца; книги говорят между собой и настоящее судебное расследование должно показать, что виновные – мы» [9,467].
Таким образом, в своих «Заметках» Умберто Эко раскрывает не только истинный смысл создания своего произведения, но и всю технологию его написания.
Благодаря обширнейшим знаниям Умберто Эко по истории средневековья, его познаниям в области семиотики, литературы, критики, а так же благодаря кропотливой работе над словом, занимательностью сюжета, выбором деталей, мы получаем большое наслаждение от чтения исторического романа.
Заключение
До того как Умберто Эко в 1980 году, на пороге пятидесятилетия, опубликовал первое художественное произведение – роман «Имя розы», — он был известен в академических кругах Италии и всего научного мира как авторитетный специалист по философии средних веков и в области семиотики – науки о знаках. Таким образом, неслучайно, действие его романа происходит в средние века.
Роман Умберто Эко «Имя Розы» реализует концепции, которые питают научную мысль автора, что он представляет собой перевод семиотических и культурологических идей Умберто Эко на язык художественного текста. Это дает основание по-разному читать «Имя розы».
«Я хотел, чтобы читатель развлекался», -писал впоследствии Эко. И действительно, при чтении данного романа получаешь поистине удовольствие, и кроме того знакомишься с историей средневековья. Не случайно, отмечалось, что после выхода книги, резко увеличилось число студентов, записавшихся на отделение истории средних веков.
Все это говорит о том, что роман Умребто Эко «Имя розы» — полный и точный путеводитель по средневековью. Энтони Берджесс пишет в своей рецензии: «Люди читают Артура Хейлиб чтобы узнать как живет аэропорт. Если вы прочтете эту книгуб у вас не останется ни малейших неясностей относительно того, как функционировал монастырь в XIV веке».
Бразильский священник, один из главных представителей «теологии освобождения» Леонардо Бофф пишет о романе Эко: «Это не только готическая история из жизни итальянского бенедиктинского монастыря XIV века.
Бесспорно, автор использует все культурные реалии эпохи (с изобилием деталей и эрудиции), соблюдая величайшую историческую точность. Но все это ради вопросов, сохраняющих высокую значимость сегодня, как и вчера. Идет борьба между двумя проектами жизни, личными и социальными: один проект упорно стремится к сохранению существующего, сохранению всеми средствами, вплоть до уничтожения других людей и самоуничтожения; второй проект стремится к перманентному открыванию нового, даже ценой собственного уничтожения».
Список использованной литературы
1. Андреев Л. Художественный синтез и постмодернизм //Вопросы литературы.-
2001.- №1.- с.3-38
2. Затонкий Д. Постмодернизм в историческом интерьере //Вопросы литературы.- 1996.-№3.- с. 182-205.
3. Костюкович Е. Орбиты Эко //Эко У. Имя розы. — М., 1998. — С. 645-649
4. Лотман Ю. Выход из лабиринта //Эко У. Имя розы. — М: Книжная палата,
1989.- с.468-481.
5. Ли Маршалл и Умберто Эко. Под Сетью (интервью)//»Искусство кино»
9/1997
6. Рейнгольд С. «Отравить монаха» или человеческие ценности по Умберто
Эко //Иностранная литература. -1994.-№4.
7. Умберто Эко Внутренние рецензии. Перевод с итальянского Елены
Костюкович //«Иностранная литература» 1997, №5
8. Травина Е. Умберто ЭКО // Реальность — фантазия, в которую верят.
Вопросы литературы. 1996 №5
9. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» //Имя розы. – М: Книжная палата,
1989- с.425-467.
10. Эко У. Имя розы. Детектив. Вып. 2. –М.: Книжная палата, 1989. – 496с.