В истории XX в., пожалуй, нет события более памятного, чем победа над фашистской Германией в 1945 г. В этом году отмечается 60-летие этой Великой Победы. Стоит вспомнить, как досталась эта победа, сколько жертв пришлось принести, сколько военного умения потребовалось для разгрома сильного и жестокого противника. Крах «третьего рейха» стал возможен в результате объединения всех антигитлеровских сил. Но главную роль в ниспровержении нацизма сыграли Вооруженные силы СССР.
По истории второй мировой и Великой Отечественной войн имеется большая литература, в том числе мемуарная, опубликованы многие важные документы, существуют разные трактовки тех или иных событий военных лет. Автор на основе имеющейся литературы и документов предлагает свой взгляд на военно-политические события заключительного этапа Великой Отечественной войны, завершившегося разгромом нацистского «третьего рейха».
Масштабной операции советских войск по взятию Берлина предшествовали драматические события, происходившие в декабре 1944 г. в Арденнах. Тогда в середине декабря неожиданно для союзников вермахт начал операцию «Вахта на Рейне» с целью продвинуться к Антверпену, разгромить противостоявшие союзные войска, достигнуть перелома на Западе в свою пользу, попытаться расколоть «противоестественный», как утверждал Гитлер, союз с СССР и принудить союзников к сепаратному миру, с тем чтобы бросить все силы против СССР.
А события развивались следующим образом. 16 декабря 1944 г. в штаб-квартире Верховного Главнокомандующего объединенными экспедиционными силами союзников в Западной Европе Дуайта Эйзенхауэра торжественно отмечали повышение шефа в воинском звании. Сенат США присвоил Эйзенхауэру звание генерала армии.
После торжеств, ближе к вечеру, к Эйзенхауэру приехал генерал О. Брэдли, командующий 12-й группой армий. Он жаловался на то, что потери в войсках превышают прибывающие пополнения. В разгар их беседы в кабинет вошел К. Стронг, один из генералов штаба Эйзенхауэра, и сообщил, что немцы утром начали наступление в Арденнах. Брэдли предположил, что это демонстрационная отвлекающая операция, с целью ослабить наступление 3-й американской армии в Сааре. Но Эйзенхауэр встретил это сообщение с большой тревогой. «В самих Арденнах нет сколько-нибудь важных объектов, — сказал он, — видимо, немцы преследуют какую-то стратегическую цель» [1].
Стали ждать свежих новостей. Они вскоре хлынули потоком. Одна информация была хуже другой. Опасения Эйзенхауэра подтвердились: немцы начали стратегическую наступательную операцию силами двух танковых и одной полевой армий. Против трех американских дивизий наступали более 20 дивизий противника.
Действительно, к середине декабря 1944 г. гитлеровское командование сосредоточило в Арденнах крупные силы пехоты и танков (22 дивизии, в том числе 7 танковых) против немногочисленных американских соединений (всего 5 дивизий). Создав значительное превосходство на участках прорыва в силах и средствах, немецко-фашистские войска 16 декабря 1944 г. внезапно начали наступление, прорвали оборону союзнических армий на 80-километровом участке и в течение 10 дней продвинулись на 90 км [2]. 21 января Эйзенхауэр в письме в Комитет начальников штабов писал: «Если… русские намереваются предпринять… решительное наступление в этом или следующем месяце, известие об этом факте имеет для меня исключительно важное значение: я бы перестроил все мои планы в соответствии с этим. Можно ли что-либо сделать, чтобы добиться такой координации?» [3]. 24 декабря президент США Ф. Рузвельт обратился с вопросом аналогичного содержания к Советскому Верховному Главнокомандующему.
Тем временем гитлеровцы продолжали наступление, кризис нарастал. Американцы несли серьезные потери: потери составили 80 тыс. человек, из них 19 тыс. убитыми [4]. Все это встревожило американское и английское общество. И США и Англия всегда крайне чувствительно относились к людским потерям. Правда, в конце декабря войскам Эйзенхауэра удалось стабилизировать обстановку в Арденнах, но в ночь на 1 января 1945 г. немецко-фашистские войска, воспользовавшись тем, что Эйзенхауэр перебросил в район Арденн крупные силы и ослабил этим соседние участки фронта, силами 8-ми дивизий неожиданно нанесли удар в Эльзасе по оборонявшейся там 7-й американской армии; гитлеровцы форсировали Рейн и создали реальную угрозу окружения союзнических войск восточнее Страсбурга. К тому же на 1 января 1945 г. 1000 немецких самолетов нанесли удар по армиям союзников, уничтожив 260 самолетов союзных ВВС. Так драматически началось последнее полугодие войны в Европе.
В этой обстановке премьер-министр Англии У. Черчилль 6 января 1945 г. обратился с известным письмом к И.В. Сталину. В нем он спрашивал: «Можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января?». В телеграмме содержалась фраза, отражавшая состояние дел союзников на фронте: «Я считаю дело срочным» [5].
Ответ Сталина поступил в Лондон на следующий день. В нем сообщалось: «Учитывая положение наших союзников на Западном фронте. Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января» [6]. Черчилль назвал эту телеграмму Сталина «волнующим посланием». Он меньше всего хотел, чтобы английские воцска ввязались в кровопролитные бои с немцами, чреватые не только большими потерями, но и поражением на важном участке фронта.
Сталин, в свою очередь, отлично понимал мотивы действий союзного высшего руководства. Ему было ясно, что войска вермахта на западе оказались не столь ослабленными, как полагали в штабе англо-американских сил. Немецкий удар в Арденнах показал, что у Гитлера еще есть достаточно сил, чтобы причинить немалый урон союзным армиям и нанести им крупное поражение. А раз так, считал Черчилль, то не лучше ли, как и в прежние годы, заставить противника перенести его главные усилия на восток против Красной Армии. Там в жестоких сражениях с русскими немцы ослабнут до такой степени, что наступление союзных армий на Рейне станет бескровным, победоносным.
Все это понимали в Москве. Но, идя навстречу просьбе союзников, советское политическое руководство преследовало и свои цели. Во-первых, после охлаждения отношений с англо-американским командованием, вызванным провалом Варшавского восстания, задуманного в Лондоне без согласования с Москвой, надо было показать Западу, что СССР — верный союзник.
И если союзники неоднократно откладывали открытие второго фронта, дважды прерывали поставки по ленд-лизу в самое трудное для нас время, то теперь, когда они оказались в трудном положении, СССР готов был протянуть им руку помощи. Во-вторых, и это главное, надо было ускорить мощное наступление от Вислы к Одеру, чтобы прийти на Ялтинскую конференцию глав трех держав — США, СССР и Великобритании, которая была назначена на начало февраля 1945 г., с крупным стратегическим успехом. Его Сталин намеревался превратить в Ялте в не менее крупный политический успех. И это советской делегации удалось.
Но все это было позднее. А тогда, начиная с 12 января 1945 г., на войска вермахта на советско-германском фронте обрушился удар огромной силы на 500-километровом фронте, 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты при содействии соседних фронтовых объединений за 23 дня продвинулись на 500 км, вышли на Одер, захватили плацдарм на его западном берегу и оказались на подступах к Берлину. 13 января 2-й и 3-й Белорусские, часть сил 1-го Прибалтийского фронта и Балтийский флот начали Восточно-Прусскую операцию, и в начале февраля 2-й Белорусский фронт отрезал Восточную Пруссию от Германии. Гитлеровцам был нанесен невосполнимый урон: 35 вражеских дивизий было уничтожено, а 25 потеряли от 50 до 70 процентов своего состава. Гитлеровское командование было вынуждено перебросить на берлинское направление более 30 дивизий [7].
В отечественной историографии распространен взгляд, согласно которому начатая 12 января Висло-Одерская и Восточно-Прусская операции спасли войска Эйзенхауэра от разгрома и от прорыва немцев к Атлантическому океану, т.е. от «второго Дюнкерка». Однако более внимательное исследование архивов не подтверждает этого. Прорыв вермахта в Арденнах был ликвидирован англо-американскими войсками в конце 1944 г. Союзные армии уже 26 декабря остановили немцев и перешли к активной обороне. Да, были успехи нескольких дивизий немцев в Эльзасе, да, союзники еще долго (практически до февраля 1945-го) не могли выйти на те позиции, которые они занимали до середины декабря. Да, советская помощь была существенным фактором, но не спасением, как это утверждается некоторыми историками.
Наступление советских войск в январе 1945 г. имело не только военно-стратегическое, но и главным образом политическое значение. Если Черчиллю важно было переключить усилия вермахта на Восточный фронт и избежать потерь, чтобы не оправдываться перед парламентом (а Рузвельту перед конгрессом), то Сталину нужен был стратегический успех на фронте, чтобы повторить в Ялте триумф Тегерана, где ему удалось расколоть единый фронт американцев и англичан, склонив Рузвельта на свою сторону обещанием «ударить вместе» по Японии после окончания войны в Европе, что стало решающим аргументом в открытии второго фронта в июне 1944 г.
В Ялте Сталин должен был решить, в основном, политические вопросы, в частности, вопрос о признании границ СССР 1940-1941 гг. и ряд других проблем послевоенного устройства мира, в том числе заложить основы создания пояса дружественных сопредельных государств взамен предвоенного антисоветского «санитарного кордона».
Но предстояла еще последняя решающая битва: уничтожение гитлеровского «третьего рейха». Только это давало шансы СССР занять господствующее положение в Восточной Европе после войны.
И действительно, весной 1945 г. облик войны кардинально изменился. Германия, зажатая в тиски с Востока и Запада, оказалась в огненном кольце. Сражения уже шли на территории «третьего рейха». Красная Армия громила вермахт в Восточной Пруссии, вела бои на Одере, продвигалась к Вене. Германия была отрезана от последних источников нефти: Надьканижа (Венгрия) и Цистендорф (Австрия). Танки и самолеты, которых было еще много в армиях Гитлера, не могли использоваться в полную силу, поскольку не хватало топлива.
На западе американо-английские войска в конце марта переправились через Рейн и окружили в Руре группу армий «Б» фельдмаршала Моделя.
В те дни встал вопрос о взятии Берлина: кто первый ворвется в столицу рейха — советские войска или армии Эйзенхауэра. Надо сказать, что проблема овладения сердцем гитлеровского разбойничьего государства возникла не весной 1945 г. Западные союзники нацелились на Берлин еще осенью 1944 г., когда была освобождена Франция и американо-английские войска вышли к оборонительному рубежу немцев на западной границе Германии — «линии Зигфрида». В то время в штабах армий объединенных сил союзников казалось, что воля немцев к сопротивлению на Западе сломлена окончательно и уже ничто не сможет остановить продвижения союзников к сердцу рейха. Союзная разведка оценивала войска вермахта на западном фронте «не как единую силу, а как большое количество слабых боевых групп, дезорганизованных и даже деморализованных, не имеющих достаточного оснащения и вооружения». Полагали, что «можно увидеть конец войны в Европе» [8].
«Нет никакого сомнения, — писал Эйзенхауэр командующему 21-й группой армий английскому фельдмаршалу Монтгомери, — что мы направим всю свою энергию и все ресурсы на то, чтобы нанести молниеносный удар на Берлин» [9].
Однако попытки союзников прорвать «линию Зигфрида» с ходу успеха не имели. Неудачей окончилась и наступательная операция под Арнемом в Голландии, имевшая целью обойти немецкие укрепления с севера и создать условия для быстрого вторжения в Германию. А потом, в декабре немцы нанесли мощный удар в Арденнах.
Но и тогда не стоял вопрос «кто первый» — Красная Армия или западные союзники. Советские войска стояли у ворот Варшавы. От Берлина их отделяло примерно такое же расстояние, как и Объединенные экспедиционные силы англичан и американцев. Причем на «деморализованные группы войск вермахта» Красной Армии рассчитывать не приходилось. Сопротивление немцев на Восточном фронте было отчаянным до фанатичности.
Совершенно другая обстановка сложилась к апрелю 1945 г. Советские войска стояли в 60 км от Берлина под Кюстрином плацдармом на западном берегу Одера, с которого могли развернуть мощное наступление на столицу «третьего рейха», а союзные войска находились в 450-500 км от Берлина, их главные тыловые базы находились за Рейном.
Здесь необходимо напомнить о решениях Ялтинской (Крымской) конференции. 4 февраля в Ялте открылась конференция «Большой тройки»: Рузвельт, Сталин, Черчилль. Для американцев было особенно важно добиться советского согласия на вступление в войну против Японии. Англичане стремились сохранить свое влияние в послевоенной Европе, посадить в Варшаве правительство «лондонских» поляков, не допустить американо-советского сближения в решении международных вопросов. Цели советского руководства сводились к признанию союзниками границ СССР 1941 г., принятию условий СССР для вступления его в войну на Дальнем Востоке, устранению впредь угрозы германского нападения на нашу страну, получению с Германии репараций за причиненный ущерб советскому народу.
Всем необходимо было договориться об обращении с послевоенной Германией, о международной организации, обеспечивающей безопасность послевоенного мира, обсудить политические и военные аспекты войны в Европе и на Тихом океане.
По окончании конференции в опубликованном 13 февраля коммюнике Черчилль, Рузвельт и Сталин провозгласили своей непреклонной целью «уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантий в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира». «В наши цели, — подчеркивалось вместе с тем в совместном заявлении, — не входит уничтожение германского народа» [10].
Были достаточно успешно решены и другие вопросы: об оккупационных зонах союзников в Германии, а также о том, что в Берлине будут размещаться гарнизоны четырех победивших держав: США, СССР, Великобритании и Франции (оккупационная зона Франции была включена по настоянию СССР). Восточная Германия и Берлин отходили в советскую зону оккупации. Тогда военно-политическая обстановка казалась достаточно ясной. К началу Ялтинской конференции (4 февраля) советские войска были уже на дальних подступах к Берлину, а союзники только к 7 февраля благодаря помощи Красной Армии восстановили линию фронта, с которой были отброшены в декабре 1944 г. немецким наступлением в Арденнах.
Тогда, в Ялте, казалось, что мощный удар советских фронтов по Берлину может начаться в ближайшие дни. Но в начале февраля обстановка изменилась. Наши войска, уже местами форсировавшие Одер, были остановлены противником и перешли к обороне на берлинском направлении. Почему так получилось? Г.К. Жуков пишет, что замысел Ставки Верховного Главнокомандования относительно завершающих операций на западном стратегическом направлении окончательно сложился в конце ноября 1944 г. «Твердых сроков начала наступательных операций Верховным названо не было, однако была указана ориентированная готовность к 15-20 января» [11]. Уже тогда, планируя наступление в Польше (Висло-Одерскую операцию). Ставка нацеливала 1-й Белорусский фронт на Берлин. Еще в октябре 1944 г. командующим 1-го Белорусского фронта был назначен Г.К. Жуков. А командовавший этим фронтом на протяжении всей кампании 1944 г. К.К. Рокоссовский перемещался на соседний 2-й Белорусский, имевший менее почетную задачу — завоевать северное побережье Германии. Но гладко было на бумаге, а фактически, в начале февраля 1-й Белорусский фронт (Г.К. Жуков) мог наступать на Берлин только четырьмя общевойсковыми (из 9) и двумя ослабленными танковыми армиями. Его передовые соединения, форсировавшие Одер и захватившие плацдармы на его западном берегу, были измотаны предшествовавшими боями, с которыми они прошли более 500 км. Полки стали двухбатальонного состава, в ротах насчитывалось 22-45 чел. Тылы отстали, а снабжение осуществлялось только по автомобильным дорогам, железнодорожные магистрали были разбиты, многие мосты взорваны.
8 февраля командующий 8-й гвардейской армией В.И. Чуйков докладывал Жукову: «Обеспечение армии боеприпасами в среднем 0,3-0,5 б/к. Ежедневный расход боеприпасов большой… Автотранспорт армии не в состоянии обеспечить плечо подвоза из района р. Висла… 43-я пушечная бригада двигаться не может. Трактора рассыпались. Ремонт производить невозможно, запасных частей нет» [12]. Подобные телеграммы шли и из других армий. Все просили о помощи, а возможности были весьма ограничены.
Тем временем немцы стягивали к Берлину значительные силы. Кроме того, с выходом советских войск на Одер изменилась воздушная обстановка. Немецкая авиация (3300 самолетов), сосредоточенная в районе Берлина, резко увеличила активность, особенно по советским соединениям, находящимся на плацдармах за Одером. Опираясь на берлинский аэроузел, она могла действовать в любых метеоусловиях, тогда как наша 16-я воздушная армия была скована раскисшими от снарядов и дождей грунтовыми аэродромами. К тому же, эти аэродромы находились в 120-140 км от линии фронта.
В этих условиях противник совершал до 3000 самолето-вылетов, а советская авиация не могла оказать эффективной поддержки сухопутным войскам. Это осложняло и деятельность противовоздушной обороны. Зенитную артиллерию перемещали с других фронтов. А это тоже требовало времени.
В сложившейся обстановке немцы могли перехватить у нас инициативу и сорвать план Берлинской операции [13].
Такую опасность представляло и создавшееся положение на правом фланге 1 -го Белорусского фронта. Вырвавшись вперед к Берлину, фронт Жукова оказался неприкрытым с правого фланга. Образовался большой разрыв между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами.
Между тем именно в этом районе — Восточной Померании насчитывались значительные силы противника — группа армий «Висла» в составе двух полнокровных армий (2-я и 1 1-я), насчитывавших 38 дивизий, в том числе 6 танковых и 6 бригад. По данным разведки союзников (не подтвердившимися впоследствии) туда же из Арденн перебрасывалась наиболее мощная ударная сила вермахта — 6-я танковая армия СС 3. Дитриха. Эти силы готовились нанести сокрушительный удар во фланг Жукову [14].
Все эти обстоятельства вынудили Ставку приостановить наступление на Берлин и провести 24 февраля — 4 апреля Восточно-Померанскую операцию силами 1 -го и 2-го Белорусских фронтов. Только после разгрома этой весьма опасной группировки врага вновь создались возможности для продолжения наступления на столицу «третьего рейха».
В конце марта 1945 г. союзники почти без сопротивления переправились через Рейн, начали Рурскую операцию, в ходе которой окружили и к 18 апреля уничтожили немецкую группу армий «Б». После этого Западный фронт вермахта фактически распался. И вопрос о взятии Берлина снова встал на повестку дня.
1 апреля Сталин спросил Г.К. Жукова и И.С. Конева: «Кто будет брать Берлин: мы или союзники?»
«Мы» — ответили маршалы [15].
Этот же вопрос стоял и перед руководством союзников. Черчилль и Монтгомери, чьи войска располагались ближе к Берлину после форсирования Рейна, горели желанием идти на штурм германской столицы. Эйзенхауэр же и американские начальники штабов полагали, что вряд ли это возможно, поскольку основные силы западных армий только что преодолели Рейн, а все аэродромы и базы снабжения находились далеко на западе. Русских от Берлина отделяли 60 км, союзников — 500. Поэтому американцы ставили своей главной целью не взятие Берлина, а уничтожение вермахта, чтобы покончить с войной в Европе и бросить все силы против Японии. В этих условиях Эйзенхауэр считал, что теперь важнейшей целью западных армий должно быть рассечение Германии на две части: северную и южную — путем быстрейшего соединения с Красной Армией. Для этого необходимо было сосредоточить главные усилия не на севере, где действовала ближайшая к Берлину 21-я группа армий Монтгомери, а в центре и наносить главный удар силами 12-й группы армий Брэдли, которой передавалась 9-я американская армия, входившая до сих пор в состав войск Монтгомери [16].
Германия в эти последние месяцы находилась в состоянии коллапса. Война была проиграна. Гитлер и его клика были в отчаянии, но все же надеялись на чудо. Немецкая армия на западе, по оценкам американской разведки, насчитывала не более 26 полнокровных дивизий, хотя номинально их числилось 60. Против них действовало 90 полностью укомплектованных и отлично оснащенных дивизий Эйзенхауэра.
Решение Эйзенхауэра, принятое 28 марта, предусматривало по окончании Рурской операции основной удар нанести силами 12-й группы армий по оси Эрфурт — Лейпциг — Дрезден, то есть юго-восточнее Берлина. В тот же день он, как Верховный Главнокомандующий Объединенными силами союзников в Европе, сообщил об этом Сталину.
Сталин согласился с Эйзенхауэром. Он писал ему, что Берлин действительно утратил свое стратегическое значение и Красная Армия, очевидно, будет брать его во второй половине мая. Впрочем, — добавил он, -«этот план может подвергнуться изменениям в зависимости от изменения обстановки» [17].
Черчилль, узнав о решении Эйзенхауэра, был предельно возмущен. Он писал Эйзенхауэру 31 марта:
«Почему бы нам не форсировать Эльбу и не продвинуться как можно дальше на Восток? Это имеет важное политическое значение, поскольку русские армии на юге, судя по всему, наверняка войдут в Вену… Если мы преднамеренно оставим им Берлин, хотя он будет в пределах нашей досягаемости, то эти два события могут усилить их убежденность, которая уже очевидна, в том, что все сделали они» [18].
В послании президенту США от 1 апреля 1945 г. Черчилль писал:
«Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления, как падение Берлина. Для германского народа это будет самым убедительным признаком поражения. С другой стороны, если предоставить лежащему в руинах Берлину выдержать осаду русских, то следует учесть, что до тех пор, пока там будет развеваться германский флаг, Берлин будет вдохновлять сопротивление всех находящихся под ружьем немцев.
Кроме того, существует еще одна сторона дела, которую вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения» [19].
Однако американский Комитет начальников штабов, заинтересованный в том, чтобы Россия как можно скорее приняла участие в войне с Японией, не разделял такую точку зрения. Начальник штаба армии США генерал Дж. Маршалл писал в те дни начальникам британских штабов:
«Эйзенхауэр знает, как вести эту войну и как приспосабливаться к изменяющейся ситуации… Психологические и политические преимущества, которые будут результатами захвата Берлина раньше русских, не должны перевешивать очевидные военные императивы, которые, по нашему мнению, заключаются в полном разгроме немецких вооруженных сил» [20].
Для американцев было важно скорее закончить войну в Европе. Они опасались, что если не рассечь германский фронт, часть сил вермахта уйдет в «Альпийскую крепость», а это затянет войну и отодвинет выступление СССР против Японии.
План, предложенный Эйзенхауэром, остался без изменений. 1 апреля 1-я и 3-я американские армии замкнули кольцо окружения вокруг Рура, соединившись с 9-й армией. В кольце находились 18 дивизий противника. Через 10 дней сопротивление немцев почти прекратилось. Началось так называемое «преследование». В те дни наступление американских армий приняло форму бросков от одного объекта к другому. «Вряд ли это могло быть названо преследованием, — писал американский историк Ч. Макдональд, — поскольку в сущности некого было преследовать» [21]. Один из американских корреспондентов так описывал то время: «Города падали как кегли. Мы проехали 150 км, не слыша ни одного выстрела. Город Кассель сдался через посредство бургомистра. Оснабрюкк 5 апреля сдался без сопротивления. Мангейм капитулировал по телефону» [22]. С 16 апреля началась массовая сдача в плен. Командующий гитлеровской группировкой армий «Б» Модель отдал приказ о расформировании своих войск (чтобы избежать официальной капитуляции), сам он застрелился.
Немецкие войска, как правило, сдавались в плен или отходили без боя. 11 апреля передовые части 9-й армии вышли на Эльбу в районе Магдебурга, а 13 апреля захватили два плацдарма на ее восточном берегу.
В эти дни вновь остро встал вопрос о взятии Берлина. Война против фашистской Германии близилась к концу, и овладение Берлином приобретало для того, кто войдет в столицу «третьего рейха», колоссальное политическое, стратегическое и морально-психологическое значение. Для советского народа это был, кроме того, акт справедливого возмездия агрессору, принесшему столько горя в нашу страну. Для немцев падение Берлина означало бессмысленность дальнейшего сопротивления. Это хорошо понимали все.
Для Англии Берлин был, также как и для СССР, желанной целью. Но к апрелю 1945 г. союзники находились в 450-500 км от Берлина, тогда как советские войска стояли на Одере. Эйзенхауэр продолжал придерживаться своего решения — нанести главный удар в направлении Лейпциг — Дрезден силами 12-й группы армий с тем, чтобы встретиться с русскими на Эльбе. Кроме того, при наступлении на Берлин главную роль играла бы 21-я (английская) группа армий Монтгомери, и взятие Берлина укрепило бы влияние Англии в Европе, тогда как США стремились главенствовать на европейском континенте, ограничив СССР рамками Восточной Европы, потеснив Англию в Западной.
Казалось бы, все ясно: союзники не собираются брать Берлин. Но Сталин торопил командующих 1 -м Украинским и 1 -м Белорусским фронтами Конева и Жукова со взятием столицы Германии. Ряд признаков указывал на то, что создается очень большая вероятность такого поворота событий, когда (применяя выражение английского историка Б. Лиддел-Гарта) немцы могут «принять роковое решение пожертвовать обороной Рейна ради обороны Одера с тем, чтобы задержать русских». Действительно, почти бескровное «форсирование» Рейна (125 убитых, 606 раненых) и ход рурской операции показали, что немцы все силы бросили на Восточный фронт. Сталин с раздражением писал Рузвельту 7 апреля:
«У немцев имеется на Восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с Восточного фронта 15-20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на Западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с ожесточением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столь же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюкк, Мангейм, Кассель» [23].
В Москве хорошо знали о надеждах Черчилля встретиться с русскими как можно дальше к востоку, и о попытке генерала СС К. Вольфа договориться с союзниками о сдаче немецких войск в Италии без согласия СССР, и о тайных переговорах Гиммлера в Швейцарии с представителями США и Англии о сепаратном мире. Взятие Берлина советскими войсками поставило бы победную точку в войне и положило бы конец всем провокациям.
Сжатые сроки подготовки Берлинской операции (1-15 апреля), определенные Ставкой, оказались оправданными. Это подтвердил выход 9-й американской армии генерала Симпсона к Эльбе в районе Магдебурга и захват ей 13 апреля двух плацдармов на восточном берегу. Теперь американцы находились в 80 км от Берлина. Симпсон просил Эйзенхауэра дать ему два дня на перегруппировку и после этого через сутки (как он утверждал) 9-я армия выйдет к Берлину. Но Эйзенхауэр оценивал обстановку не так оптимистично: у Симпсона на Эльбе 50 тыс. человек, эти войска не прикрыты авиацией, так как аэродромы находятся далеко в тылу, все базы снабжения находятся за Рейном в 500 км [24]. По существу, у Эйзенхауэра было такое же положение, как у Жукова к концу Висло-Одерской операции, когда некоторые нетерпеливые генералы призывали его продолжить наступление. По расчетам Эйзенхауэра, потери американских войск при штурме Берлина составили бы не менее 100 тыс. человек. Это было бы болезненно воспринято в США, тем более, что все равно, согласно решениям, принятым на Ялтинской конференции, американские соединения будут составлять немалую часть оккупационных союзных войск в Берлине.
В то же время Эйзенхауэр заверял английских партнеров и американский Комитет начальников штабов, что он понимает роль Берлина. Он писал:
«Я первый признаю, что война ведется ради достижения политических целей, и, если Объединенный штаб решит, что усилия союзников овладеть Берлином более важны, чем чисто военные соображения на этом театре, я с готовностью внесу поправки в свои планы и в свое мышление, чтобы осуществить такую операцию» [25].
Такова была военно-политическая обстановка в середине апреля. Вопрос о том, кто будет брать Берлин, оставался крайне актуальным.
И тут надо отдать должное Сталину. Он предвидел возможные неожиданности в ходе событий, потому и требовал от Жукова и Конева подготовить операцию в кратчайшие сроки и провести ее за 12-15 дней. Поэтому, когда американцы 13 апреля оказались на Эльбе, они, даже если бы армия Симпсона была усилена максимально быстро, не успевали опередить русских. Быстрее, быстрее окружить Берлин, не дать немцам открыть фронт англо-американцам — вот что для Сталина было главным. А кто первый ворвется в Берлин — Жуков или Конев — это уже не столь важно. Поэтому он и не довел разгран-линию между фронтами до конца, сказав: «Кто первый ворвется, тот пусть и берет Берлин» [26].
Главный удар предполагалось нанести с кюстринского плацдарма силами четырех общевойсковых и двух танковых армий, причем последние следовало вводить в действие лишь после прорыва обороны противника для развития успеха в обход Берлина с севера и северо-востока. На главном же направлении надлежало использовать и второй эшелон фронта — 3-ю общевойсковую армию под командованием генерал-полковника А.В. Горбатова.
Командующему войсками 1-го Украинского фронта предписывалось разгромить вражескую группировку в районе Коттбуса и южнее Берлина, не позднее чем через 10-12 дней с начала операции выйти на рубеж Беелитц — Виттенберг и далее по Эльбе до Дрездена. Главный удар фронта назначался в направлении Шпремберга, Бельцига, то есть на 50 километров южнее Берлина. Танковые армии (их было две — 3-я и 4-я гвардейские) намечалось ввести после прорыва обороны противника для развития успеха на главном направлении. В качестве дополнительного варианта Ставка предусмотрела возможность поворота танковых армий 1-го Украинского фронта на Берлин, но лишь после того, как они минуют Люббен. 2-й Белорусский фронт обеспечивал операцию, наступая севернее Берлина. Он имел задачей разгромить Штеттинскую группировку врага.
Гитлеровское командование принимало срочные меры к усилению обороны на Берлинском стратегическом направлении, решив любой ценой сорвать наступление Красной Армии на Берлин. К началу операции оборона состояла из Одерско-Нейсенского оборонительного рубежа и Берлинского оборонительного района. Общая глубина обороны противника достигала 100-120 км.
Войскам 2-го, 1-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов противостояла крупная группировка противника, состоящая из двух групп армий — «Висла» и «Центр». В состав группы армий «Висла» входили 3-я танковая и 9-я полевая армии, группы армий «Центр». 4-я танковая и 17-я полевая армии. Всего немецко-фашистское командование на этом направлении сконцентрировало 85 дивизий, в том числе 48 пехотных, 4 танковые, 10 моторизованных и несколько десятков отдельных полков и батальонов. Кроме того, в районе Берлина формировалось до 200 батальонов фольксштурма. Общая численность немецко-фашистских войск достигала 1 млн. человек. Противник имел на вооружении 10 400 орудий и минометов, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 боевых самолетов и более 3 млн. фаустпатронов (??? — V.V.) [27].
Для того чтобы разгромить столь мощную группировку врага, основу которой составляли оборонявшиеся части вермахта и юные фанатики из гитлерюгенда, защищавшие столицу, надо было иметь немалые силы.
Поэтому для успешного осуществления Берлинской операции Ставка усилила фронты значительном количеством сил и средств из своего резерва. В результате этих мероприятий все три фронта к началу операции насчитывали 2500 тыс. человек, 41 600 орудий и минометов, 7500 боевых самолетов, 6250 танков. Такого огромного количества сил и средств не привлекалось еще для проведения ни одной операции [28]. Наши войска обладали значительным превосходством над противником.
В 5 часов 16 апреля, затемно, началась артиллерийская и авиационная подготовка войск 1-го Белорусского фронта.
Она продолжалась 30 минут. Противник безмолвствовал, не сделал ни одного выстрела. Командование фронта решило, что система обороны противника полностью подавлена. Была дана команда прекратить артподготовку и начать общую атаку. В предрассветной тьме вспыхнуло 140 прожекторов, расположенных через каждые 200 м. Враг был ослеплен, наши танки и пехота хорошо видели объекты атаки. К рассвету первая позиция обороны немцев была взята. Началась атака второй позиции. Но противник уже оправился от первого потрясения и начал оказывать ожесточенное сопротивление артиллерией и авиацией. И сопротивление нарастало по мере продвижения наших атакующих частей. Зееловские высоты, у подножия которых шло сражение, ограничивали действия наших танков и артиллерии.
«К 13 часам, — пишет Жуков, — я отчетливо понял, что огневая система обороны противника здесь в основном уцелела, и в том боевом построении, в котором мы начали атаку и ведем наступление, нам Зееловских высот не взять» [29]. Наша пехота не смогла продвинуться дальше подножия Зееловских холмов. Вот тогда-то Жуков во второй половине дня 16 апреля ввел в сражение 1-ю и 2-ю танковые армии.
Лишь к вечеру 17 апреля для него положение более или менее прояснилось. Об этом свидетельствует его приказ:
«17 апреля 1945 г. 20.30.
1. Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 60-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1-я танковая армия под командованием генерал-полковника Катукова и 2-я танковая армия под командованием генерал-полковника Богданова. Эти армии, имея колоссальнейшие силы и средства, второй день действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником. Командарм Катуков и его командиры корпусов Юшук, Дремов, Бабаджанян за полем боя и за действием своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10-12 км). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий.
2. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся. Израсходуются все материальные запасы, не взяв Берлина. Я требую:
а) немедля развить стремительность наступления, 1-й и 2-й танковым армиям и 9 тк прорваться при поддержке 3, 5 и 8 гв. армий в тыл обороны противника и стремительно продвинуться в район Берлина;
б) всем командующим находиться на НП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении, а командующим корпусов находиться в бригадах и дивизиях первого эшелона на главном направлении. Нахождение в тылу категорически запрещено» [30].
Но и следующий день, 18 апреля, не дал ожидаемых результатов. Войска, карабкаясь наверх Зееловских высот, несли ощутимые потери в живой силе и технике. Тогда последовал другой приказ:
» 1. Наступление на Берлин развивается недопустимо медленно. Если так будет операция и дальше проходить, то наступление может захлебнуться.
2. Основная причина плохого наступления кроется в неорганизованности, отсутствии взаимодействия войск и отсутствии требовательности к лицам, не выполняющим боевых задач.
Приказываю:
1 ) Всем командармам, командирам корпусов, дивизий и бригад выехать в передовые части и лично разобраться с обстановкой, а именно:
а) где и какой противник;
б) где свои части, где средства усиления и что они конкретно делают;
в) имеют ли части взаимодействие, боеприпасы и как организовано управление.
3. До 12 часов 19 апреля привести части в порядок, уточнив задачи, организовать взаимодействие всех частей, пополнить боеприпасы и в 12 часов по всему фронту начать артиллерийскую и авиационную подготовку и, в зависимости от характера артподготовки, атаковать противника и стремительно развивать наступление согласно плану…
4. Все транспортные машины механизированных бригад, механизированных корпусов и тылов бригад и корпусов немедля убрать с дорог и отвести в укрытия. В дальнейшем мотопехоте продвигаться пешком…
Жуков. Телегин, Малинин
18 апреля 1945. 22.00″ [31].
Командующий фронтом отдает боевые распоряжения и минуя командующих армиями непосредственным исполнителям.
«Боевое распоряжение командующего 1-го Белорусского фронта командиру 9-го гвардейского танкового корпуса генерал-майору Веденееву:
18 апреля 1945 г. 24.00.
9 гв. тк действует очень плохо и нерешительно. За плохие действия объявляю Вам выговор. К исходу дня 19 апреля 1945 года любой ценой корпусу под Вашу ответственность выйти в район Фройденбурга. Исполнение донести лично мне.
Жуков» [32].
А вот часть боевого распоряжения командиру 11-го гвардейского танкового корпуса полковнику Бабаджаняну:
«18 апреля 1945 г. 24.00.
Я очень строго предупреждаю Вас о неполном служебном соответствии и требую более смелых и организованных действий.
Любой ценой 19.4. выйти в район Вердер, Беторсхаген.
Исполнение донести мне лично.
Жуков» [33].
К исходу дня 19 апреля Зееловские высоты были преодолены. Впереди лежал Берлин. Известно, что Сталин был недоволен тем, что Жуков бросил свои танковые армии на прорыв тактической зоны обороны. Действительно, по канонам военной науки их надо вводить после преодоления этой зоны пехотой для развития успеха в глубине обороны противника на оперативном просторе. В этом обвиняли маршала и после войны, и до сих пор. Да и сам Жуков после войны признавал, что могли быть и другие варианты проведения этой операции.
Конечно, через много лет, когда уже известны все подробности той или иной операции, можно глубже проанализировать все влиявшие на ее ход факторы. Но тогда, когда все решал быстрый ход наступления, решение Жукова, видимо, было правильным. К тому же следует иметь в виду, что события развивались не просто.
16 апреля в ожесточенных боях общевойсковые армии 1-го Белорусского фронта за один день взяли два сильно укрепленных рубежа, но их силы были на исходе из-за больших потерь. Что делать? Беречь танковые армии для выхода на оперативный простор? Но там нет никакого простора: кругом города и поселки. И тогда Жуков направил танковые соединения на прорыв обороны. Темп наступления резко возрос. И 21 апреля его войска ворвались в Берлин.
Берлинская операция может быть правильно оценена лишь в том случае, если читатель ясно представит себе, что у фашистской стороны она была связана с последним отчаянным взрывом фанатизма гибнущей нацистской системы. Требуя защищать Берлин до последнего человека, гитлеровская верхушка смогла в последний раз заставить солдат, генералов и офицеров вермахта сражаться с безумием обреченных. Дикие угрозы репрессий, вопли зловещей фашистской пропаганды, страх мещанства, шовинистический угар, яростное упорство солдат — все воплотилось в лозунге «Берлин останется немецким». Каким образом это произойдет, никто не знал. Но нацисты вели борьбу за Берлин с ярым ожесточением. Все это необходимо учитывать особенно потому, что кое-где за рубежом имеется тенденция к недооценке германского сопротивления в столице рейха, опирающаяся на упрощенное понимание цифр, характеризующих силы сторон.
Выше уже говорилось о том, что гитлеровская ставка сосредоточила на берлинском направлении крупные силы. Комиссаром обороны был назначен Геббельс. Приказ о подготовке обороны Берлина, отданный 9 марта 1945 г., гласил: «Задача. Оборонять столицу до последнего человека и до последнего патрона». Далее следовало:
«Эту борьбу войска должны будут вести с фанатизмом, фантазией, с применением всех средств введения противника в заблуждение, военной хитрости, с коварством, с использованием заранее подготовленных всевозможных подручных средств, на земле, в воздухе и под землей… Однако предпосылкой для успешной обороны Берлина является удержание во что бы то ни стало каждого квартала, каждого дома, этажа, каждой изгороди, каждой воронки от снаряда! Речь идет вовсе не о том, чтобы каждый защитник германской столицы во всех тонкостях овладел техникой военного дела, а прежде всего о том, чтобы каждый боец был проникнут фанатической волей и стремлением к борьбе, чтобы он сознавал, что мир, затаив дыхание, следит за ходом этой борьбы и что борьба за Берлин может решить исход войны» [34].
В немецких штабах ждали последнего решающего удара. Фанатизм сочетался с каким-то полубезумием, охватившим правящую клику. В передачах по радио, в ежедневной прессе, в пропагандистских воззваниях теперь все вращалось, как в карусели, вокруг одного и того же вопроса — смерти 12 апреля президента США Рузвельта. Хотя не было ни малейших признаков в пользу политических изменений, Геббельс назвал смерть Рузвельта чудом, поворотом в немецкой судьбе. Фюрер, заявил он, прав, сравнивая эту войну с Семилетней, когда смерть Елизаветы точно вот так же спасла Германию. Геббельс стимулировал новую волну пропаганды. Он заклинал немцев, стараясь. заставить их поверить в то, что «американо-советский союз» стоит перед непосредственным распадом и война закончится для «третьего рейха» победоносно [35].
Наступило 16 апреля, и напряженная нервная атмосфера на фронте разорвалась. Гитлер отдал приказ солдатам Восточного фронта, в котором он обещал, что «Берлин останется в немецких руках», и приказал своему генштабу организовать контрудар против войск Конева, чтобы избежать окружения Берлина [36].
С 16 января 1945 г. Гитлер находился в Берлине и обосновался в своем бомбоубежище на 15-метровой глубине под рейхсканцелярией, которая все больше превращалась в руины. Длительное «обсуждение обстановки» 16 апреля у начальника Генерального штаба оказалось бесплодным, потому что никто не знал толком, что происходит на фронте.
Еще не занялся рассвет 17 апреля, как с фронта поступили еще более тревожные доклады. Бои на Зееловских высотах продолжались с неослабевающей силой. Шаг за шагом немецкие дивизии отступали под натиском Красной Армии. Из 4-й танковой армии сообщали: «Наши позиции в значительной мере еще можно удерживать, 9-я армия сумела приостановить контратакой наступление советских войск на шоссе Кюстрин — Берлин. В других районах борьба продолжается» [37]. Но этим сообщениям уже не верили. На улицах столицы царила лихорадочная суета. Отдаленный, равномерный, глухой рокот с раннего утра заставил население выйти из домов и подвалов. Отряды народного ополчения устремились к оборонительным пунктам. Проходы в противотанковых заграждениях в окрестностях Берлина и в самой столице были немедленно закрыты, за исключением одного пропускного пункта. Люди со страхом прислушивались к далекому голосу фронта: там начиналось последнее, грандиозное сражение в Европе.
Позже Г.К. Жуков вспоминал: «Гитлеровские войска были буквально потоплены в сплошном море огня и металла. Непроницаемая стена пыли и дыма висела в воздухе, и местами даже мощные лучи зенитных прожекторов не могли ее пробить». Почти 98 тыс. тонн металла выпустили орудия советской артиллерии на берлинском направлении. Только в течение первых суток 6,5 тыс. вылетов сделали советские самолеты, нанося удары по плотной, как стена, германской обороне, прикрывавшей непосредственные подступы к Берлину. Упорные бои развернулись на всем фронте наступления советских войск [38].
Для германского верховного командования наступали последние дни. Их надежды, что войска нашего 1-го Белорусского фронта, встретив на Зееловских высотах ожесточенное сопротивление, не преодолеют его, растаяли через два дня.
Но, сосредоточившись на удержании фронта Жукова, гитлеровское командование проглядело другую опасность. Пока 1-й Белорусский фронт пробивался через Зееловские высоты, 1-й Украинский фронт Конева, имея перед собой менее сильного противника и более благоприятные условия для широкого маневрирования, успешно продвигался вперед, южнее Берлина. А Сталину, который мыслил, прежде всего, как политик, нужен был Берлин и как можно скорее. Он был недоволен действиями Жукова, поскольку тот не взял в первый день Зееловские высоты, да еще и, вопреки плану операции, бросил туда 1-ю гвардейскую танковую армию
Уже утром 16 апреля войска Конева успешно форсировали Нейсе, прорвали главную полосу обороны противника, вклинились на 1,5-2 км во вторую его полосу. 17 апреля они подошли к Шпрее. В тот же день Ставка отдала Коневу приказ повернуть его 3-ю и 4-ю армии на Берлин. Танкисты 3-й гвардейской танковой армии Рыбалко сходу преодолели водный рубеж. Путь на Берлин с юга был открыт. Туда же были направлены 28-я армия и части 3-й гвардейской и 13-й армий. В тот же день обеим танковым армиям Конева было приказано 20-21 апреля ворваться в Берлин с юга. И они это сделали. 22 апреля армии Конева подошли к Тельтов-каналу. Командующий фронтом решил форсировать канал на широком фронте сразу тремя корпусами.
Чтобы обеспечить успех, на участке прорыва — 4,5 км было сосредоточено около трех тысяч орудий, минометов, самоходок: 650 стволов на 1 км фронта. Такого еще не было за всю войну. В 10 час. 30 мин. танкисты Рыбалко завязали бои в берлинских пригородах.
На долю танкистов выпала необычная для них задача — штурмовать укрепленный город, брать дом за домом, улицу за улицей. Здесь пригодился опыт Сталинграда, и вообще боев в городах. Сопротивление врага было упорнейшим. Пришлось брать с бою каждый дом, да еще в условиях, когда фашисты были хорошо вооружены таким опасным для танков оружием, как фаустпатроны.
Новые условия требовали и новой техники. И здесь пригодился опыт Сталинграда, Будапешта, Кенигсберга, Вены. Были созданы штурмовые отряды. В каждый такой отряд входило от взвода до роты пехоты, три-четыре танка, две-три самоходки, две-три установки тяжелой реактивной артиллерии, группа саперов с мощными подрывными средствами и несколько орудий артиллерии сопровождения для стрельбы прямой наводкой. Квартал за кварталом отбивали у врага советские воины. Навстречу им шли все увеличивающиеся потоки освобожденных из неволи людей: русские, французские, английские, американские, итальянские, норвежские военнопленные, угнанные из разных стран мужчины, женщины, подростки, изможденные, усталые, полураздетые. Шли со своими наспех сделанными национальными флагами, тащили свой скарб, свои немудреные пожитки. Они радостно приветствовали советских солдат, встречные машины, кричали что-то каждый на своем языке.
Вскоре войска 1-го Украинского фронта соединились с армиями фронта Жукова, которые, завершив прорыв Одерско-Нейсенского оборонительного рубежа, продолжали наступать на Берлин с северо-востока и востока. 20 и 21 апреля они прорвали внешний берлинский оборонительный обвод и ворвались на окраину города. Берлин оказался в кольце советских войск.
24 апреля войска 8-й гвардейской, 3-й и 69-й армий 1 -го Белорусского фронта соединились юго-восточнее Берлина с 3-й гвардейской танковой и 28-й армиями 1-го Украинского фронта. Этим маневром они рассекли берлинскую группировку противника на две части и одновременно окружили его франкфуртско-губенскую группировку (9-я армия).
На следующий день, 25 апреля, войска 47-й и 2-й гвардейской танковой армий в районе северо-западнее Потсдама соединились с войсками 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта, завершив тем самым окружение всей берлинской группировки противника.
В тот же день основные силы 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта вышли в районе Торгау на восточный берег Эльбы и встретились с войсками 1-й американской армии. В результате территория Германии и ее вооруженные силы были рассечены. Войска 2-го Белорусского фронта 18 апреля форсировали Ост Одер, очистили междуречье от противника, заняли исходное положение для наступления на восточном берегу Вест Одера, а 20 апреля форсировали Вест Одер и до 25 апреля продолжали упорные бои с гитлеровцами за расширение плацдарма. Этими действиями 2-й Белорусский фронт прочно сковал силы 3-й танковой армии гитлеровцев и не позволил немецко-фашистскому командованию бросить ее на помощь соседней 9-й армии, которая под ударами 1-го Белорусского фронта терпела поражение.
Непосредственный гарнизон Берлина — 200 тыс. человек — оказывал ожесточенное сопротивление. Наши войска наносили глубокие удары, рассекавшие вражеские части. Это позволяло отсекать целые районы города и уничтожать противника по частям.
В этих уличных боях фашисты оказывали упорное сопротивление. Они дрались за каждый квартал, за каждый дом, за каждый этаж.
Наши войска уже 28 апреля вышли к центральному сектору Берлина. На следующий день они окончательно рассекли берлинскую группировку на три изолированные части, командование которыми фактически было нарушено.
В течение 30 апреля развернулись наиболее ожесточенные бои за рейхстаг, здание которого являлось одним из важнейших узлов сопротивления центрального сектора обороны Берлина. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись, бои приняли затяжной и упорный характер. На многих участках они переходили в рукопашные схватки.
Что же творилось в Берлине в те дни? Как воспринимала все происходившее гитлеровская клика? Днем 19 апреля, когда по Берлину поползли слухи, что русские танки прорвались на Шпрее и двигаются к городу с юга, Геббельс выступил по радио с обращением к немецкому народу, которое на следующий день, 20 апреля в день рождения Гитлера, было напечатано во всех еще выходивших газетах. Еще кое у кого теплилась вера в какое-то тайное оружие, которое будет применено в ближайшие же часы или дни. Кроме того, полагали, что между русскими и американцами неминуемо произойдет столкновение. Геббельс пытался быть убедительным: большая часть немецких солдат под Берлином действительно верила, что американцы вскоре выступят против русских. Над Берлином разбрасывались листовки: «Войска и танки прибудут, и это приведет нас к свободе и к победе».
Наступило 20 апреля — день рождения Гитлера. Танки генералов П.С. Рыбалко и Д.Д. Лелюшенко после стремительного броска вышли на южные подступы к Берлину. Они уже находились в Баруте — в двух десятках километров от Цоссена. Столь убедительное «поздравление» фюреру, естественно, не могло не наложить отпечатка на традиционное празднество. Наступающие дивизии той самой Красной Армии, которую Гитлер многократно объявлял уничтоженной, в последний день его рождения стояли у стен Берлина и победоносно завершали войну.
Тем не менее, в имперской канцелярии происходил церемониал поздравлений. Прибыли почти все «старые боевые соратники»: Геринг, Геббельс, Гиммлер, Борман и другие, а также верхушка трех видов вооруженных сил вермахта. «Соратники» стали требовать от фюрера, чтобы он покинул Берлин и со своим штабом и главной квартирой переехал в Верхнюю Баварию. Но Гитлер объявил о своем решении остаться в Берлине [39].
Как только стало известно о решении Гитлера, в ночь на 21 апреля началось всеобщее бегство из Берлина. Петляя среди руин, озаренных зловещими отблесками пожаров, двигались вереницы машин, увозя прочь из столицы, охватываемой железными тисками советских войск, чиновников партии и государственного аппарата, военных с бумагами, сейфами, награбленным имуществом. В безумном ужасе и панике они старались скорее выбраться. Геринг настолько быстро убыл в Баварию, что даже не попрощался со своим начальником штаба Колером, оставленным при Гитлере. Риббентроп с никому не нужными теперь дипломатами пробирался на север, к гросс-адмиралу К. Деницу. Штаб Верховного главнокомандования также разделился на две части -«Юг» и «Север». В первую группу, которая двинулась на юг под руководством заместителя А. Иодля генерала Винтера, вошел оперативный отдел. Он должен был стать штабом Гитлера, если тот все же уедет из Берлина. Офицеры мчались окольными дорогами, опасаясь появления советских танков, подгоняемые ударами авиации. Через два дня они смогли собраться в казармах Берхтесгадена. Советская авиация разбомбила 25 апреля Бергхоф — замок Гитлера, виллы Геринга и Бормана, после чего генштабисты еле спаслись в отеле «Шиффмейстер» в Кенигзее.
В столице с Гитлером остались Борман, Геббельс, назначенный комендантом Берлина, и ряд других крупных чиновников.
Последнее в истории «третьего рейха» военное совещание у Гитлера открылось во второй половине дня 22 апреля. Доклады, как обычно, сделали Иодль, потом Кребс. Они подробно сообщили о положении на разных фронтах. Гитлер в полузабытье почти не слушал обоих генералов, ровными голосами говоривших о страшных, невообразимых для всех присутствующих делах.
Тогда же вечером Гитлер согласился с предложением Иодля «весь фронт против англосаксов повернуть на восток. Силы, введенные на этом фронте, бросить в сражение за Берлин, и эту операцию возглавить Верховному командованию вооруженными силами». Битва за столицу теперь объявлялась «сражением германской судьбы» [40]. Часть штаба Верховного главнокомандования во главе с Иодлем отправилась в Крампниц, севернее Берлина, в те самые мрачные казармы на берегу озера, где Йодль весной 1941 г. детализировал планы похода на Советский Союз.
От имени Гитлера последовал приказ Деницу: «Все остальные задачи и фронты имеют второстепенное значение». Гросс-адмирал сразу же распорядился отложить все прочие задания флота и бросить войска по воздуху, водным и сухопутным путями с севера в столицу для поддержки сражающихся войск. Все сосредоточились на Берлине. Но уже не оставалось никаких надежд. Советские войска находились в нескольких сотнях метров от бункера фюрера. Около полуночи 29 апреля Йодль получил последнюю радиограмму Гитлера, который закончил составление «политического завещания». Он определил состав «нового правительства» во главе с Деницем. На следующий день Гитлер покончил с собой [41].
В тот же день — 30 апреля над Рейхстагом взвилось Красное Знамя.
2 мая гитлеровцы прекратили сопротивление в Берлине, и наши войска полностью овладели городом. Соединения 2-го Белорусского фронта к концу операции вышли на Эльбу и к городам Шверин и Росток, где и встретились с английскими войсками. Часть сил 3-й танковой армии гитлеровцев была прижата к морю и ликвидирована, другая часть — сдалась в плен англичанам. 8 мая командование вермахта подписало Акт о безоговорочной капитуляции. Важнейшим результатом Берлинской операции явилась безоговорочная капитуляция фашистской Германии, окончание войны в Европе.
В ходе Берлинской операции наши войска разгромили 70 пехотных, 12 танковых и 11 моторизованных дивизий, с 16 апреля по 7 мая они взяли в плен около 480 тыс. солдат и офицеров противника. За этот же период было захвачено более 1,5 тыс. танков, 4,5 тыс. самолетов, около 11 тыс. орудий и минометов [42].
После падения Берлина руководство Германии во главе с Деницем предпринимало отчаянные усилия, чтобы капитулировать только перед англо-американскими войсками, с целью «сохранить для германской нации возможно большее число немцев и спасти их от большевизма». 6 мая в Реймс (ставка Эйзенхауэра) прибыл генерал-полковник Йодль, заместитель В. Кейтеля. Он имел задачу заключить перемирие с западными державами с тем, чтобы немецкие войска имели время отойти с Восточного фронта и сдаться в плен армиям Эйзенхауэра. Б. Смит, начальник штаба Эйзенхауэра, на просьбу Йодля дать двое суток на то, «чтобы необходимые указания дошли до немецких частей», ответил отказом. Он доложил о просьбе Иодля Эйзенхауэру. Тот сказал, что если Йодль не подпишет документ о капитуляции перед всеми союзными державами, «он прервет переговоры и закроет силой немецкое отступление на Запад». Но в то же время Эйзенхауэр дал немцам отсрочку. 7 мая сразу после полуночи Дениц предоставил Иодлю право подписать капитуляцию.
В 2 часа ночи 7 мая в Реймсе собрались генералы Смит, Морган, Булл, Спаатс и Теддер, представитель Франции, и советский генерал Суслопаров, представитель Красной Армии при штабе союзников. В присутствии этих генералов Йодль, вошедший в зал политехнической школы в сопровождении адмирала Фридебурга и его адъютанта, подписал капитуляцию. Генерал Суслопаров, не имея указаний из Москвы, поставил вместе с союзниками свою подпись, подтверждающую акт, но сделал приписку, что данный протокол о военной капитуляции Германии не исключает в дальнейшем подписания более совершенного акта о капитуляции, если о том заявит какое-либо союзное правительство.
В результате по требованию СССР 9 мая был подписан общий акт о безоговорочной капитуляции. Германские войска прекращали военные действия с 23.01 8 мая (01.01 9 мая по московскому времени). Подписывать принятие Акта о капитуляции должны были Г.К. Жуков и Д. Эйзенхауэр. Но последний прислал вместо себя своего заместителя А. Теддера. Они встретились в 16.00 8 мая (по среднеевропейскому времени). Но тут в помещение, где должен был подписан Акт о капитуляции, прибыл генерал де Тассиньи с полномочиями от де Голля на подпись под Актом. Теддер выступил против. Он говорил, что только он один уполномочен от всех западных союзников ставить свою подпись под Актом. Произошел спор, занявший немало времени. В результате было решено: подписи принявших капитуляцию ставят Жуков и Теддер, а де Тассиньи и генерал Спаатс (США) подписывают Акт в качестве свидетелей.
Официально капитуляция была подписана 9 мая в 00.43 по московскому времени (8 мая в 22.43 по среднеевропейскому времени) в Карлхорсте, тогда предместье Берлина (ныне в черте города), в здании военно-инженерного училища. Акт о безоговорочной капитуляции подписали по полномочию главы германского правительства К. Деница доставленные из г. Фленсбурга в Берлин (под охраной английского конвоя) бывший начальник штаба Верховного командования вермахта генерал-фельдмаршал В. Кейтель, главнокомандующий военно-морскими силами адмирал флота X. Фридебург и командующий ВВС генерал-полковник авиации Г. Штумпф. Подписание Акта было принято по уполномочию Верховного Главнокомандования Красной Армии Маршалом Советского Союза Г.К. Жуковым, по уполномочию Верховного Главнокомандующего Экспедиционными силами союзников его заместителем -главным маршалом авиации Великобритании А. Теддером. В качестве свидетелей присутствовали — командующий стратегической авиацией США генерал Спаатс, главнокомандующий французской армией генерал Ж. де Латтр де Тассиньи.
«Третий рейх» перестал существовать.
Список литературы
1. Амброз С. Эйзенхауэр: солдат и президент. М., 1993, с. 145-146.
2. Советская военная энциклопедия, т. 1. М., 1976, с. 232-233.
3. Орлов А.С. За кулисами второго фронта. М., 2001, с. 261.
4. Там же, с. 271.
5. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой
Отечественной войны 1941-1945 гг., т. 1. М., 1976, с. 348-349.
6. Там же, с. 349.
7. Великая Отечественная война. 1941-1945, кн. 3. М., 1999, с. 243.
8. Погью Ф. Верховное командование. М., 1959, с. 246.
9. The Memoirs of Field Marshal the Viscont Montgomery of Alamein. London, 1954, p. 277-278.
10. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. IV. Крымская
конференция руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании (4-11 февраля 1945 г.). М., 1984, с. 247-248.
11. Жуков Г.К.. Воспоминания и размышления, в 3-х т. М., 1995, т. 3, с. 184.
12. Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1981, с. 384-385.
13. Гареев М.А. Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства. Москва — Уфа, 1996, с. 173.
14. Beevor A. Berlin. The Downfall 1945. London, 2002, p. 1 15-1 16.
15. Павленко Н.Г. Была война. М., 1994, с. 410.
16. Орлов А.С. За кулисами второго фронта. М.. 2001, с. 289.
17. Великая Отечественная война, кн. 3, с. 269.
18. Черчилль У. Вторая мировая война, кн. 3. М., 1991, с. 579.
19. Churchill W. The Second World War, v. 4. London, 1950, p. 407.
20. Амброз С. Эйзенхауэр: солдат и президент, с. 166-167.
21. Макдональд Ч. Тяжелое испытание. Пер. с англ. М., 1979, с. 393.
22. Орлов А.С. Указ. соч., с. 292.
23. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании…, т. 2, с. 223-224.
24. Орлов А.С. Указ. соч., с. 293-294.
25. История внешней политики СССР. 1945-1980, т. 2. М.. 1985, с. 254.
26. Штеменко С.М. Указ. соч, с. 395.
27. Великая Отечественная война…, кн. 3, с. 269.
28. Там же, с. 270.
29. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, т. 3, с. 245.
30. Русский архив. Великая Отечественная. Битва за Берлин. М., 1995, с. 85.
31. Там же, с. 94-95.
32. Там же, с. 95.
33. Там же.
34. «Совершенно секретно! Только для командования». М., 1967, с. 572-573.
35. Beevor A. Op.cit.. р. 204.
36. Ibid., р. 260.
37. Ibid., p. 246.
38. Жуков Г.К. Указ. соч., с. 244.
39. Beevor А. Ор. cit., р. 275-276.
40. lbid., р. 285.
41. lbid., р. 343.
42. Великая Отечественная война…, кн. 3. с. 289.