Казаки (конец XV — первая половина XVII вв.)

С середины XV в. при описании боевых действий русских войск начинают упоминаться служилые казаки, составлявшие отряды пограничной стражи преимущественно из местного населения. В составе войска казачьи части появляются в середине XVI в. в качестве одного из разрядов служилых людей «по прибору».

Происхождением и характером службы эти «приборные» люди были связаны с вольными казаками, проживавшими на степных окраинах Московского государства.

В XV — начале XVI в. казаками именовали всех вольных людей; ряды казачества пополняли русские беглые крестьяне и холопы, селившиеся на дальних «украйнах», зачастую за пределами земель, подвластных московским государям. Предшественниками самых известных из них — донских казаков некоторые исследователи склонны считать упоминавшихся в летописях «бродников» Приазовья, иногда принимавших участие в междоусобных войнах и походах русских князей, подчас вместе с половцами и монголами. Однако подтвердить свою гипотезу убедительными доказательствами ее сторонники так и не смогли . Подобно болгарам и половцам, «бродники» были ассимилированы народами, пришедшими в XIII в. с монголами в приазовские и причерноморские степи, войдя в состав татарской народности.

Слово «казак» тюркского происхождения и означает «вольный человек», «удалец». Несомненно, первыми казаками были выходцы из степных орд, объединявшиеся в отряды, подчинявшиеся собственным вожакам, выдвинувшимся за счет своих военных талантов и храбрости. Во время больших походов ордынских ханов казаки присоединялись к их армиям, в мирное время промышляя разбоем и угоном скота. Со временем в ряды казаков начинают вливаться русские удальцы, так называемые «заполяне», уходившие на степные («запольные») реки «в молодечество». Они перенимали образ жизни «ордынских» казаков, их хозяйственные занятия, а главное – способы ведения степной войны. Следы совместной жизни сохранялись достаточно долго. Еще С.М. Соловьев приводил в подтверждение этого интересный пример – в XVI в. одним из главных донских атаманов был Сары-Азман, а атаманом азовских казаков – С. Ложник, преследовавший русского посланника Новосильцева. Контакты рязанцев со степными разбойниками вызывали опасение у московского великого князя. Об этом свидетельствует интересный документ – послание Ивана III вдовствующей рязанской княгине Аграфене, датированное 1502 г. Обращаясь к ней, московский государь требовал от рязанских властей принять самые решительные меры против донских казаков и тех русских людей, кто «пойдет самодурью на Дон в молодечество». Рязанская земля, находившаяся на границе Руси и «Поля» стала колыбелью русского казачества. Первое упоминание о рязанских казаках относится ко времени битвы на речке Листани в 1443 г. Пришедшие тогда в Рязанскую землю отряды татарского царевича Мустафы были атакованы не только войском московских воевод В.И. Оболенского и А.Ф. Голтяева, но и мордовскими лыжниками и казаками, пришедшими «на ртах (лыжах. – В.В.) с сулицами и с рогатинами, и с саблями». Совместными усилиями противник был разбит. Исключительно важная роль, сыгранная жителями рязанского порубежья в формировании казачества, подтверждается и другими дошедшими до нас документами. В 1501 г. прибывший из Кафы посол Алакозь просил у Ивана III нанять «казаков рязанских десять человек, которые бы на Дону [дороги] знали». Великий князь с пониманием отнесся к просьбе посла и обратился с соответствующим распоряжением к княгине Аграфене. И в данном случае Иван III не преминул подтвердить «заповедь» русским людям уходить «в молодечество» на Дон. Семьи ослушников подлежали казни или продаже в холопство.

В те же годы казачество зарождалось и на русских землях входивших в состав Великого княжества Литовского. Уходя от тяжелого панского гнета, многие жители Приднепровского края бежали «за пороги», на впадающие в Днепр и Южный Буг степные реки. Первые достоверные известия о поселениях казаков в низовьях Днепра относятся к 1489 г. (в Подолии) и 1492 г. (на Киевщине). Центром возникшего в нижнем течении Днепра казачьего района стал о. Томаковка (Буцкий остров), затем, во времена Д.И. Вишневецкого — о. Хортица, с сохранением Сечи на Томаковке. После уничтожения татарами в 1593 г. Томаковской Сечи (во время похода запорожцев на Киев) казаки перенесли свое главное поселение на о. Базавлук. Как и в Московском государстве, многие днепровские казаки поступали на службу к польскому королю, зачисляясь в так называемое «реестровое казачество».

Со временем русский элемент среди селившихся на Днепре и Дону казаков стал преобладающим. Тем не менее, даже в конце XV – начале XVI в. в «Поле» оставались и «ордынские казаки», совершавшие дерзкие нападения на русские «украины». Постепенно они были оттеснены к Азову. Остатки этих «лихих казаков» (200 чел.) в 1503 г. пытался набрать на службу крымский «царевич» Бурнаш-Гирей. Дальнейшая судьба их неизвестна, но вполне возможно, что они вошли в состав донского казачества.

Интересы казачества постоянно сталкивались с силами, враждебными Русскому государству – Турцией, Крымским ханством, Ногайской ордой. Немногочисленные, но хорошо организованные казачьи отряды наносили противнику серьезный урон, вынуждая его считаться с собой.

Появление враждебного татарам вольного казачества не могло не встревожить властителей Крымского юрта. Борьба русских казаков с татарами и ногаями наиболее ожесточенный характер приняла на рубеже XV и XVI вв. В 1515 г. диздар (комендант) Азова Бурган жаловался Василию III на мещерских казаков, в непосредственной близости от турецкой крепости пленивших трех местных жителей. В это время рязанские и мещерские казаки уже чувствовали себя хозяевами на Дону. Чтобы обезопасить подступы к Азову турецкое правительство решило сбить казаков с этой реки. В 1519 г. против них были отправлены три каюка с янычарами, получившие приказ занять устье р. Воронеж. Московское правительство, встревоженное приближением турецких войск к русским владениям предложило Стамбулу установить на Хопре точно обозначенную границу, однако крымское вторжение 1521 г. перечеркнуло эти планы. Впрочем, утвердиться на Дону и Воронеже турки не смогли. «Заполяне» из рязанских и северских мест продолжали освоение Подонья в более благоприятных условиях – после нашествия Мухаммед-Гирея московские власти прекратили преследовать казаков. Более того, русские «украинные наместники», несомненно с ведома правительство стали поручать «заполянам» «отведывати людей на поле, нечто которые люди нашего недруга хотят прити на наши украинные места и лихо похотят учинить, и они б безвестно не прошли». Выполняли казаки и другие поручения Москвы. Так, в 1523 г. отправившихся вниз по Дону русских и турецких послов сопровождало 5 станиц рязанских казаков. В те годы шел интенсивный процесс объединения тюркского и русского казачества, нашедший отражение в документах. В 1538 г. из Москвы писали в Ногайскую Орду: «На Поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки; а из наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят».

Именно тогда на Дону возникали временные казачьи поселения, «зимовища и юрты», в которых они могли поселить свои семьи. Постепенно на месте некоторых из них возникли огороженные простейшими укреплениями (рвом, валом с тыном) «городки». В них казаки укрывались во время внезапного нападения татар, хранили припасы и вооружение. Первые достоверные сведения о казачьих городках относятся к 40-м гг. XVI в. В 1548 г. упоминается «острога», которую атаманы М. Черкашенин и И. Извольский поставили на «Великом Перевозе» (Переволоке). Кроме этого укрепленного поселения на Дону существовало 3 или 4 «города», в которых атаманствовал Сары-Азман, возможно на «запольных» реках находились и другие казачьи поселения. Н.А. Мининков высказал предположение о существовании еще одного казачьего центра на Нижнем Дону, однако в дошедших до нас документах он не упоминается.

Московские власти не контролировали «польских» казаков, признавая тот факт, что «те разбойники живут на Дону без нашего ведома, а от нас бегают». Численность их росла. На Дон шли не только рязанские «заполяне», но и вольница из Северской земли и даже западнорусских земель. В донесении путивльского наместника Троекурова, направленном в 1546 г. в Москву, сообщалось о том, что «ныне казаков на Поле много, и черкасцов, и кыян, и твоих государевых – вышли, государь, на Поле из всех украин». К середине XVI в. казаки освоили донские и приднепровские степи и начали тревожить татар в их улусах. С нескрываемой тревогой о действиях донцов в 1551 г. писал ногайскому князю Исмаилу турецкий султан Сулейман I, по словам которого, «казаки с Озова оброк емлют и воды на Дону пить не дадут. А крымскому де царю потому ж обиды чинят великие». Перечисляя их, султан упоминает и не отраженный в русских источниках казачий набег на Перекоп.

Первый известный поход против Крыма донские казаки совершили в 1556 г. Войско во главе с атаманом М. Черкашенином, возглавлявшим казаков, живших на Северском Донце, на стругах по р. Миус спустилось в Азовское море, пересекло его и разорило окрестности Керчи. Двух захваченных во время похода «языков» казаки прислали в Москву.

Приток русского населения на Дон возрос в конце XVI в. в связи с усилением податного гнета в центральных областях Русского государства, разоренного Ливонской войной и опричниной. Среди уходивших на Дон людей было немало преступников, бежавших из Московского государства от заслуженного наказания. Им на руку был старинный обычай казаков не выдавать беглых русскому правительству. «И быв на Дону хотя одну неделю или месяц, — писал Котошихин, — а лучитца им с чем-нибудь приехать к Москве, и до них впред дела никакова ни в чем не бывает никому, что кто ни своровал, потому что Доном от всяких бед свобождаютца». Эта традиция оказалась живучей и сохранилась до времен Петра I.

Правительство, стремясь унять казачьи разбои и использовать их военный опыт для борьбы с татарской угрозой, стало привлекать вольных казаков к государственной пограничной службе. Как пограничная стража служилые казаки раньше всего появились на южных «украйнах», где существовала постоянная опасность вражеского нападения. Они сыграли очень важную роль при реорганизации в 1571 г. сторожевой и станичной службы, заменив отряды детей боярских, которые были возвращены в полковую службу.

До середины XVI в вольные казаки не включались в состав русского войска, однако их действия в южнорусских степях становились все более заметными. Игнорировать это обстоятельство московские власти не могли. Наличие общего врага сближало интересы Москвы с донским и запорожским казачеством.

Эпизодические контакты правительства с донскими казаками начались в конце 40 – начале 50-х годов XVI в., а в 70-е гг. приобрели постоянный характер. В немалой степени этому способствовало то, что по Дону шли все дипломатические и торговые сношения Русского государства с Крымом и Турцией. В то время донское казачество еще не имело единой войсковой организации, поэтому для обеспечения безопасности этого пути правительству приходилось контактировать с выборными властями отдельных юртов и отрядов, размещавшихся по берегам рек бассейна Дона.

Первое упоминание о «приборе» донских казаков на московскую службу относится к 1549 г. Направив к ногайцам посла И. Федулова, царь Иван IV предлагал им начать совместные действия против Крыма, сообщая, что уже «велел казакам своим путивльским и донским крымские улусы воевати и недружбу царю делати».

В том же 1549 г. несшие службу в степи «великого князя казакы Урачко с товарыщи» перехватили казанских послов, везших в Крым сообщение о смерти хана Сафа-Гирея. В 1550 г. донские казаки участвовали в боях с ногайцами под Рязанью. В конце 1550-х гг. они включались в состав русских войск, несших службу «на Поле». В источниках сохранилось упоминание о том, что из донских казаков состоял отряд головы Ю. Булгакова, в 1557 г. разбивший на р. Айдар татар, шедших в набег к русской границе («под украйну»). Захваченных в бою «языков» привели в Москву казачьи атаманы Елка и Лопырь. Донские и волжские казаки участвовали в борьбе с ногайцами, в составе московских армий завоевывали Казань и Астрахань, бились на полях сражений Ливонской войны, несли службу в пограничных русских крепостях, получая за службу кормовое, а иногда и поместное жалованье.

Помимо дозорной и походной службы правительство прибегало к помощи казаков для охраны посольств и торговых караванов, обещая им жалованье, главным образом, сукнами, селитрой и свинцом, в которых казаки очень нуждались. Для успешного выполнения таких поручений атаманам разрешалось «прибирать» на «донскую службу» даже северских служилых людей, за которыми сохранялись их поместья.

Еще одним центром вольного казачества после завоевания Казани и Астрахани являлась Волга, куда донцы переходили с Дона и в поисках добычи спускались на своих судах в Каспийское море. Объектом их нападений становились торговые караваны и ногайские кочевья. В официальных бумагах того времени сохранились имена казачьих предводителей, разбойничавших на Волге: В. Мещерский и П. Путивлец. Первоначально правительство пыталось договориться с волжскими казаками миром. В 1557 г. на Волгу был направлен атаман Л. Филимонов, пользовавшийся полным доверием Москвы со времени покорения Астрахани. Он получил наказ предпринять меры, «чтоб казаки не воровали и на ногайские улусы не приходили». Казаки не послушались Филимонова и, убив атамана, напали на шедший вниз по Волге торговый караван и разграбили его. Расхищенной оказалась и государева казна, отправленная тогда в Астрахань. Это нападение стало первым зафиксированным в документах выступлением казаков против русского правительства. Оставить его без последствий московские власти не могли. На Волгу направили войска, включавшие дворянские сотни, стрельцов и отряды служилых казаков во главе с атаманами А. Ершовым, Б. Губиным и Д. Хохловым. Принятые правительством меры несколько разрядили обстановку. Английский посол Э. Дженкинсон, побывавший в этих краях вскоре после описанных событий отметил, что место у Переволоки ранее представляла опасность «из-за воров и разбойников; однако в настоящее время, вследствие завоеваний русского царя, оно не так страшно».

Однако полностью очистить Волгу от казаков не удалось и вскоре нападения возобновились. Об одном из них известно со слов англичан Т. Бэннистера и Джона Дэкета, корабль которых, направлявшийся из Ширвана в Астрахань, был атакован и захвачен казаками. Астраханский воевода выслал против разбойников 500 воинов на 40 лодках, а затем подкрепление еще на 60 лодках. В результате большого сражения разбойники были разбиты, многие из них погибли, другие бежали. В 1581 г. правительственные войска на Волге разгромили еще один казачий отряд. Возглавлявший его атаман Д. Бритоус был взят в плен и повешен.

Вынужденные покинуть Волгу, казаки вернулись на Дон, но часть их двинулись за Волгу. В конце июня — начале июля 1581 г. отряд атамана Нечая напал на ногайцев, разорив их столицу Сарайчик, располагавшуюся в низовьях реки Яик (Урал), положив тем самым начало яицкому казачеству. Окончательно казаки утвердились на Яике в 1586 г., поставив на Кош-Яицком острове напротив устья реки Илек постоянный городок. Ногайцы попытались уничтожить казачью крепость, долго осаждая ее, но, потерпев поражение, вынуждены были отступить. К концу XVI в. казачьи городки находились по всему Яику. С 1591 г. уральские казаки служили в рядах русского войска. Власть московского царя яицкие казаки признали при Михаиле Федоровиче, а до этого, по их воспоминаниям, «жили…немалое время своевольно, ни под чьею державою». Подобно донцам, яицкие казаки первоначально жили небольшими общинами, образовавшимися вокруг городков. Единая казачья область (Войско) возникла на Яике в 50-е гг. XVII в. В воинском искусстве яицкие казаки не уступали донцам, поддерживая с ними тесную связь, получая оттуда пополнения и помощь, а в случае необходимость и укрытие. В 1636-1637 гг. в донском городке Голубые проживал И.Я. Поленов, который в 1636 г. был есаулом в войске яицких казаков, взявших персидский город Фарабад.

6 апреля 1579 г., за два года до разгрома Сарайчика, большой отряд волжских казаков (540 человек), был нанят на службу крупнейшими русскими солепромышленниками Строгановыми. Владения этих купцов, находившиеся на восточных границах Московского государства, постоянно тревожили набегами сибирские татары и подвластные им племена хантов и манси. Казачье войско, во главе которого стоял атаман Ермак Тимофеевич, понадобилось Строгановым не для обороны, а для нападения. Количество нанятых купцами казаков было действительно велико (оно заметно превосходило число, например, всех гребенских и терских казаков), однако Строгановы еще больше увеличили его за счет собственных отрядов. 1 сентября 1581 г. в поход за Уральские горы выступило около 1500 воинов, вооруженных самым современным для того времени оружием, в том числе семипяденными пищалями и испанскими аркебузами. Кроме Ермака казачью армию возглавляли атаманы И. Кольцо, Я. Михайлов, Н. Пан и М. Мещеряк. Закаленное в боях с ногайцами, казачье войско сравнительно легко сломило сопротивление сибирских татар и разгромило Орду Кучума. На завоеванных в Западной Сибири территориях стали возникать русские города и остроги, гарнизоны которых состояли преимущественно из служилых казаков. Первой столицей русской Сибири стал Тобольск, где в 1638 г. было 102 конных и 525 пеших казаков, а в 1651 г. 109 конных и 368 пеших казаков, не считая казаков так называемого «литовского списка», которые несли службу вместе с иноземцами. При сопоставлении цифр бросается в глаза значительное сокращение числа пеших казаков, по-видимому, переведенных в остроги Восточной Сибири.

Во второй половине XVI в. несколько отрядов волжских казаков, продвигаясь по западному берегу Каспийского моря, достигли р. Терека на Северном Кавказе и Гребенских гор, где стала складываться новая казачья область. Первое достоверное упоминание о вольных казаках на Северном Кавказе относится к 1563 г. Но малочисленность обосновавшихся здесь вольных людей изначально вынуждала их действовать в союзе с русскими воеводами, стремившимися укрепиться на Северном Кавказе. Важной вехой в истории терского и гребенского казачества стало построение в 1567 г. Терского городка, заложенного в месте впадения Сунжи в Терек. Несмотря на временный уход царских войск с Терека в 1571 г., казаки остались на Кавказе, продержавшись там до возобновления Терского города в 1578 г. Их городки даже выросли за счет уходивших на юг «схожих» людей. В 1592-1593 гг. 600 вольных казаков «с Терка» совершили нападениена турецкие владения на Таманском полуострове, разграбили и сожгли посады крепости Темрюк. В годы Смутного времени, подобно другим казачьим юртам, часть терцев «заворовала». Именно здесь началось движение «Лжепетра», поддержанного 300 казаками во главе с атаманом Ф. Бодыриным. Втайне от других терцев, оставшихся с воеводой П.П. Головиным, восставшие ушли на Волгу для грабежа купеческих судов. Поводом к мятежу стала невыплата казакам царского жалованья. Впоследствии 4-тысячное войско Лжепетра выступило к Путивлю и приняло участие в восстании, начатом Г.П. Шаховским и И.И. Болотниковым.

События Смутного времени привели к значительному сокращению численности терского казачества, в XVII в. объединившегося в сравнительно немногочисленное Терское казачье войско. Если в 1638 г. «вольных атаманов и казаков, которые живут на Терке-реке» значилось 356 человек, то уже в 1651 г. там было 440 терских и гребенских атаманов и казаков.

Ситуация, складывавшаяся в районах поселения вольных казаков, привлекала пристальное внимание в Москве. Правительство прекрасно понимало сложность положения на Дону и других казачьих реках, где находились как сторонники, так и противники сближения с Русским государством, опасавшиеся распространения московских порядков на свои юрты. Серьезно осложняли отношения их «воровские» (разбойные) действия казаков в пределах Московского государства, особенно в Поволжье, а также их нападения на Большую Ногайскую орду, находившуюся в союзе с Россией. Поэтому у царских властей сохранялось настороженное отношение к казачьей вольнице, приводившее порой к враждебным акциям против нее.

В 1574 г. Иван Грозный в ответ на жалобы ногайского князя на умножившиеся разбойные нападения на его владения вольных людей предложил ему своими силами уничтожить донских казаков, которые «не по нашему велению на Дону живут». Тогда же воеводам пограничных городов предписывалось казнить всех объявившихся в их крепостях казаков. В правление царя Федора Ивановича отношение к донцам несколько изменилось. 31 августа 1584 г. от его имени на Дон была отправлена грамота, адресованная «донским атаманам и казаком старым и новым», со следующим предложением: «как воинские люди крымские <…> и нагаи пойдут войною на наши украины, или какие воинские люди пойдут с полоном с наших украин, и вы б в те поры на тех людей на перевозех приходили и над ними промышляли <…> а нам тем служили. А мы вас за вашу службу жаловати хотим, а ныне есмя к вам свое жалованье, которым ходили атаманы и казаки под Калмиус, послали с Борисом с Благим, селитру и свинец, а вперед вас своим жалованьем хотим жаловати». В 1592 г. русскому правительству удалось договориться с Низовым войском Запорожским о совместной борьбе с крымскими татарами, пообещав выплачивать им денежное и хлебное содержание. Периодически царское жалованье получали также запорожцы, волжские, терские и яицкие казаки.

Отношения русского правительства с вольными казаками вскоре вновь испортились. В конце XVI в. правительство предприняло попытку взять юрты донских казаков под свой постоянный контроль. На требование Москвы государевым «делом промышлять» под началом головы П. Хрущова донцы ответили категорическим отказом, заявив, что «прежде сево мы служили государю, а голов у нас не бывало, служивали своими головами. И ныне де рады государю служитьь своими головами, а не с Петром». По сообщению летописца, «казакам от царя Бориса было гонение велие: не пушали их ни на какой город, куды они не придут, и их везде имаше и по темницам сажаху».

В конце XVI в., из-за бегства населения из центральных районов страны на окраины, ряды казачества стали быстро пополняться. Если в первой половине 1590-х г. обшая численность донского казачества едва превышала 2 тыс. человек, то на рубеже XVI и XVII столетий, как предполагает Н.А. Мининков, численность так называемого Главного войска, размещавшегося в городках Нижнего Дона составляла уже не менее 5-6 тыс. человек. При этом следует учитывать, что значительная часть донского казачества, проживавшего в поселениях выше Раздор и по притокам Дона, не входила в это объединение. С мнением Миненкова можно согласиться. Известно, что в годы Смутного времени казачьи отряды, действовавшие на территории Московского государства насчитывали не одну тысячу человек «вольных казаков». К ним примкнуло («показачилось») немало крестьян, посадских и служилых людей. Отряды донских, терекских и яицких казаков служили самозванцам и даже интервентам, участвовали во многих мятежах начала XVII в. Тем не менее, правительство знало о имевшемся несогласии в казачьей среде и склонно было поддержать казаков, которые оставались в своих городках, продолжая оберегать русские «украйны». Дважды, в 1606 и 1608 гг. на Дон направлялось царское жалованье. Выплата его прекратилась только в 1609 г., после окружения Москвы войсками Лжедмитрия II и начала польско-литовской интервенции и возобновилась сразу же после избрания на царство Михаила Федоровича Романова.

Войско Донское окончательно сформировалось уже после Смутного времени, при деятельной поддержке Москвы. Правительство помогало процессу объединения, рассчитывая, что он облегчит контроль за донской вольницей. В грамоте от 18 марта 1614 г., при обращении к казакам, содержится характерная запись «все наше войско нижних и верхних юртов и запольных речек». В том же году на Дон было прислано царское знамя. С 1613 г. началась посылка казакам регулярного жалованья. В первой половине XVII в., по разным причинам, оно не выплачивалось лишь в 1618, 1620, 1625-1627, 1629-1631, 1636 и 1647 гг.. Первоначально, направляя на Дон «казну» правительство стремилось отвлечь казачество от поддержки Заруцкого и других врагов, переключить внимание донцов на борьбу с татарами, ногаями и азовцами. Расчет русских властей оправдался. Процессу консолидации не смогли помешать даже происходившие в 1617-1618 гг. волнения на Дону, когда был «выбит» из круга сторонник Москвы атаман С. Чертенский. Возглавившие Войско Е. Радилов и И. Мартемьянов не дали ему распасться, сохранив союзнические отношения с Россией.

В 1614 г. численность казаков, живших в Раздорах и других низовых городках, составляла всего 1888 человек Постепенно ряды донской вольницы пополнились и казаки смогли активизировать свои действия против Турции и Крыма. Первый большой морской поход состоялся весной 1617 г. Казачье войско, численностью 700 человек захватило и разграбило на анатолийском побережье города Синоп и Трапезунд. Это нападение явилось полной неожиданностью для турецкого правительства, попытавшегося принять меры для предотвращения новых казачьих атак. В 1618 г. под Азовом на р. Каланче для наблюдения за выходом донцов в море строиться башня, было засыпано русло Мертвого Донца, через которое незамеченными проходили казачьи струги. Однако нападения донцов и действовавших в союзе с ними запорожцев становились все мощнее.

В первой половине XVII в. лишь однажды – на рубеже 20-30-х годов, отношения русского правительства и казаков обострились и привели к конфликту и полному разрыву. В 1630 г. Москва, вступившая в антипольский союз с Турцией, потребовала от донцов выступить в поход на помощь турецкой армии, стоявшей под Очаковым. Казаки решительно отвергли это предложение, заявив, что они никогда своим врагам туркам «не служивали». Более того, донцы продолжали совершать нападения на Крым. Правительство арестовало приехавших Москву с войсковыми отписками атамана Н. Васильева и 70 казаков, разослав по городам в заточение. Патриарх Филарет объявил казакам «вечное запрещение и отлучение». Действия московских властей вызвали на Дону взрыв возмущения, жертвой которого стал воевода И. Карамышев, казненный донцами по вздорному обвинению в желании «казаков казнить казнью смертною, вешать и в воду сажать и кнутьем достальных бить». Войсковым атаманом был тогда В. Фролов. Правительство попыталось организовать блокаду Дона, однако жители русского порубежья легко обходили запреты властей, пользуясь покровительством местных воевод, поддерживавшими тех кто торговал с донцами в интересах личного обогащения. Определенную роль сыграло разрешение для русских людей ездить на Дон для выкупа оказавшихся в татарском плену родственников. Пользуясь этим целые караваны тяжело нагруженных лодок-будар отправлялись к вольным казакам, доставляя им необходимые запасы. Достаточно подробные сведения об истинном положении дел поступили в Москву в 1631 г. от лазутчиков из числа царицынских стрельцов, посланных на Дон «проведывать всяких вестей» и узнать «казачьи умышленья». По возвращении они доложили, что видели у казаков торговых людей, прибывших на бударах из Воронежа «со всякими хлебными запасы, и с медом, и с вином, и з зельем, и с свинцом, и с сукны». На Дону также ждали прибытия 20 будар из Белгорода и приезда 70 торговых людей из Валуек, которые, как выяснилось позднее, были на Северском Донце перехвачены и разгромлены запорожцами. Правительство попыталось провести розыск в отношении лиц, дерзко нарушавших его запреты, однако он окончился практически безрезультатно. Впрочем, разрыв донского казачества с Москвой оказался непродолжительным. В 1632 г. в канун Смоленской войны при войсковом атамане И. Каторжном, отношения были восстановлены.

В те годы правительство стремилось использовать вольное казачество для прикрытия русских границ, выплачивая им за службу небольшое жалованье. Сохранились достаточно подробные сведения о посылках на Дон царской «казны» за 1621-1648 гг. Анализируя эти данные, нетрудно заметить, что в 1628-1634 гг., по указанным выше причинам, жалованье казакам не направлялось, но затем, в канун Смоленской войны, на Дон вновь стала отправляться царская «казна». Самые значительные «отпуски» правительство производило когда обострялась обстановка на южной границе. Русские власти поддержали и азовскую акцию донцов, именно тогда посылка на Дон «казны» и хлебного жалованья стала почти ежегодной. За 28 учтенных лет только деньгами казаки получили 55 500 руб.

При поддержке России казачество быстро превратилось в силу, с которой считались не только крымские ханы и ногайские мурзы, но и власти Высокой Порты. Донцы оповещали Москву о готовящихся нападениях, уничтожали шедшие на Русь и из Руси небольшие татарские отряды, совершали стремительные набеги на побережье Крыма и турецкие города. В первой половине XVII в. отношения донских казаков с Московским государством определялись их добровольной службой «с травы и воды», при этом в своих обращениях к царю они постоянно подчеркивали, что не поступятся своими вольностями. Накануне Смоленской войны в 1632 г. правительство попыталось связать донцов присягой, предложив их атаманам подписать текст особой крестоприводной записи, однако эта акция полностью провалилась. На верность царю присягнули лишь находившиеся в Москве атаманы Б. Конинский и Т. Лебяжья Шея. На Дону враждебно встреченная крестоприводная грамота была отвергнута. Самым активным противником установления служебных отношений между Москвой и Войском Донским являлся войсковой атаман И. Каторжный. Отказавшись от присяги на верность царю, казаки тем не менее направили достаточно большой отряд в армию М.Б. Шеина, выступившую к Смоленску в 1632 г. . В дальнейшем тесное сотрудничество русского правительства и казачества продолжалось, но строилось оно на взаимовыгодных условиях. Только после подавления восстания Степана Разина казаки признали верховную власть Москвы над Доном. Однако Войско Донское сохранило значительную автономию и право освобождать «от всяких бед» беглых людей и казаков. Широчайщие привилегии донского казачества отмечал Котошихин: «И дана им на Дону жить воля своя, и начальных людей меж себя атаманов и иных избирают, и судятся во всяких делех по своей воле, а не по царскому указу». Несмотря на достаточно благожелательное отношение к казачеству, московские власти решительным образом пресекали их разбойные действия, направленные против русских людей. В 1627 г. правительству удалось добиться от Войска Донского запрещения походов «за зипунами» на Волгу. Поводом к этому решению войскового круга послужил разгром казаками «завозенного» каравана. Уступая требованию Москвы донцы «учинили заказ крепкой, чтоб отнюдь нихто з Дону на Волгу для воровства не ходили, а только <…> хто з Дону на Волгу пойдет, а после объявитца на Дону, и тому быть кажнену смертью». Однако, судя по всему, этот запрет носил декларативный характер – донские отряды продолжали разбойничать на Волге. Интересные подробности о борьбе с казаками в Поволжье содержит грамота из приказа Казанского Дворца, посланная в 1636 г. саратовскому воеводе Г.И. Фефилатьеву. В ней упоминалось о захвате саратовскими стрельцами на Сосновом острове атамана Б. Александрова, который под пыткой показал, что он и его люди «пришли воровать на Волгу з Дону и суды и ватаги грабили и людей мучили». После допроса атаман был казнен. Это решение воеводы Фефилатьева московское начальство одобрило и предписало ему поступать так и впредь: «воровских казаков велети на Волге побивать <…> и с Волги их сбивать», а «которых воинских людей (татар. – В.В.) и воровских казаков возьмут на боех и приведут живых на Саратов по тому ж их про такие вести и про приходы на наши городы войною и про всякое воровство роспрашивал и пытал накрепко. Чтоб у них однолично про всякие вести и про приход войною и про всякое воровство допытатца подлинно. А после роспросных и пыточных речей [если] объявятца в воровстве и для исповеди отца духовного их вершить на Волге – по приметным местам перевешеть». Примечательно, что в данном случае «воровских» казаков правительство сравнивало с татарами, требуя от воевод беспощадной борьбы как с теми, так и с другими.

Спустя 14 лет в тех же местах схвачены были казаки атамана Н Соколова, которых саратовский воевода В.Г. Фефилатьев «пытал накрепко и огнем жег», после чего посадил в тюрьму до получения соответствующего распоряжения из Москвы. Позднее их повесили по местам, «где бывает приход воровских казаков», «чтоб на то смотря впредь воровские казаки по Волге нигде не воровали.

Несмотря на подобные эксцессы, омрачавшие отношения Москвы и Дона, складывающаяся на южных границах обстановка вынуждала русское правительство использовать боевые возможности казачества, направляя их против общего врага – Крымского ханства. Пользуясь поддержкой и помощью Московского государства, Войско Донское значительно окрепло. Умножилось число казачьих поселений. В середине XVII в. на Дону было 30 – 34 городка, на Хопре – 4 городка, на р. Медведице – 3 городка.

На врага казаки ходили «конною» (сухим путем) и «плавною» ратями. Их походы могли представлять собой как общевойсковые операции, так и предприятие некоего сообщества казаков, сплоченных общей целью. Отправляясь на войну, казаки не отягощали себя большими обозами, беря с собой лишь запас сухарей, оружие и боеприпасы. Дисциплина в походном войске поддерживалась идеальная, распоряжения походного атамана выполнялись немедленно и беспрекословно. Своим вождям казаки говорили: «Куда ты глазом кинешь, туда мы кинем головы». За малейшее нарушение, обман и воровство у товарищей, «за некрепкую службу» суд вершился немедленно прямо в казачьем кругу. Виновного либо зашивали в куль и бросали в реку, либо, по свидетельству Котошихина: «посадя на площади или на поле» расстреливали из луков или пищалей. На время военных действий под страхом немедленной смерти казакам запрещалось употребление хмельных напитков. Вооружены они были ручницами, копьями и саблями, легкими пушками. Если в бою их окружали превосходящие силы противника, то донцы, спешившись и образовав круг, отстреливались от нападавших, прикрываясь лошадьми. Атаковали казаки лавой (сотней, выстроившейся в одну линию), стремясь обойти фланги неприятельского строя; при этом за атакующей лавой следовала вторая, а затем, возможно, и третья, довершавшая разгром врага.

Для морских походов они изготовляли корабли – струги, каждый из которых вмещал 70-80 человек. Даже несколько таких судов могли на равных вести бой с турецкими военными кораблями. В документах сохранилось описание сражения, произошедшего недалеко от Керчи, где 2 казачьих струга были атакованы 10 турецкими каторгами, но отбились, обратив врага в бегство. При этом 4 турецкие галеры были казаками захвачены.

***

В отличие от донского, яицкого, терекского казачества служилые казаки с самого начала входили в действующую военную организацию Московского государства. Как самостоятельный разряд служилых людей «по прибору» они появляются на Руси во второй половине XVI в. Казачьи приказы и сотни были расквартированы не только в южных, но и в северо-западных городах страны. Правительство расплачивалось со служилыми казаками денежным и хлебным жалованьем, а также наделяло их небольшими участками земли. В пограничных городах они размещались преимущественно в особых казачьих слободах. «Прибираемые» для казаки получали название того города, где были поселены, с определением характера службы (станичной, полковой, городовой), а иногда с обозначением способа их обеспечения (вотчинные, поместные, кормовые).

Внутренняя организация служилых казаков, за исключением поместных, была такой же, как у городовых стрельцов. Казаки находились «в приборе» у головы, набиравшего их на службу. Казацкий голова непосредственно подчинялся городовому воеводе или осадному голове. Нормальный состав прибора составлял 500 человек. Приборы делились на сотни, полусотни и десятки. Поместные казаки в включались в состав дворянских конных сотен. Так, в полку воеводы И.Г. Сорнякова-Писарева на смотре в 1629 г. помимо 219 елецких детей боярских и 54 недорослей «объявилось» 16 поместных казаков.

Общее число городовых казаков в середине XVII в. по «Смете всяких служилых людей» 1651 г. достигло 19 115 человек, не считая тех, которые служили вместе с дворянами и детьми боярскими.

Иногда обстоятельства вынуждали правительство нарушать собственные принципы и верстать в казачью службу тяглых людей. Так, в 1590 г. с деревень Спасо-Прилуцкого монастыря было взято в «ратные» казаки 400 человек. Однако подобные случаи являлись скорее исключением из правил. В казаки «прибирались» обычно люди, хорошо знавшие условия будущей службы и умевшие обращаться с огнестрельным оружием. В нашем распоряжении находятся сведения о казаках, принятых в 1635 г. на службу в новопостроенный Чернавский (Усть-Чернавский) острог, «из-за Ивана Тургенева», который «велел их свободить и велел им жити в Усть-Чернавском остроге в казачьей службе». На 26 отпущенных на волю крестьян сохранились короткие справки, благодаря которым можно установить, что 10 из них – это дети или племянники белевских, чернских или крапивенских казаков, 1 – стрелецкий сын, 4 – сами служили казачью службу, а затем передали ее сыновьям и зятьям или «сошли» с нее в годы «литовского разорения», 4 – родственники детей боярских, разорившихся в Смутное время (трое из них были насильно покрестьянены), 1 – выходец из Серпейска, отошедшего к Речи Посполитой, и только 4 – из зависимых людей, причем один из них, Е. Стаканов, жил в бобылях за казаком. Как видно из перечисленного, большинство вновь принятых в службу казаков хорошо представляли характер будущих обязанностей и, по-видимому, были обучены военному делу. Всего тогда в Чернавском остроге было набрано 310 казаков, в основном присланные с Ельца «казачья братья, дети и племянники, неслужилые люди». Желающих показачиться было много. Проводивший набор И.А. Бунин сообщал в Москву на царское имя, что «бьют челом тебе государю царю и великому князь Михаилу Федоровичу всеа Русии твои государевы розных городов люди козачья и стрелецкая братья дети и племянники, а ко мне холопу твоему приносят челобитные, а в челобитных их пишет[ся], что бы ты государь царь и великий князь Михаил Федорович всеа Русии пожаловал, велел им служить в Чернавском остроге казачью службу». И.А. Бунин особо уточнял, что все желающие поступить на службу «розных городов люди – казачья братья, дети и племянники, а не из-за детей боярских крестьяне и не кабалные и не служивые». Поступить в чернавские казаки или пушкари хотели не только родственники казаков и стрельцов, но и «ливенцов и елецких детей боярских братья и племянники, неверстанные и кормовые дети боярские безпоместные». По-видимому, челобитные этих людей были удовлетворены, так как уже в 1638 г. в Чернавском остроге числилось 404 казака.

Подобно стрельцам за свою службу казаки получали денежное и хлебное жалованье, казенное оружие и боеприпасы. В 30-х гг. XVII в. в южнорусских городах рядовые казаки получали «на селитьбу» — 2 руб., годовой денежный оклад – 3 руб., 4 четверти ржи, 3 четверти овса, 1 пуд соли, пищаль, фунт зелья и фунт свинца. Столько получил при поступлении на службу в Усть-Чернавский острог новоприборный казак Семка Мухортой, оказавшийся беглым кабальным холопом Федосейкой Рожковым.

Управление частями городовых казаков на территории Московского государства в XVI в. находилось в основном в ведении Стрелецкого приказа. В южных городах Стрелецкий приказ делил эту функцию с Разрядом, ведавшим поместными, беломестными, станичными и полковыми казаками, несшими службу «с детми боярскими». В XVII в. некоторая часть казаков находилась в ведении Казачьего приказа — в 1651 г. таковых насчитывалось 1381 человек. Именно эти казаки сохранили свою станичную организацию и выборных командиров (атаманов и есаулов). Служилые казаки находились также в ведении Новгородской чети, Казанского дворца, Сибирского приказа, некоторых других территориальных ведомств. Безусловно, столь сложная система управления казачьими войсками затрудняла общее руководство ими, однако позволяла более оперативно решать военные задачи, стоявшие перед тем или иным территориальным приказом.

Вышесказанное относится исключительно к служилым казакам, размещенным по городам. Сношениями с донскими и другими вольными казаками, официально не состоявшими на государственной службе, ведал Посольский приказ. Участвуя в войнах с врагами Московского государства, вольные казаки сохраняли известную самостоятельность и могли по разным причинам покинуть действующую армию, не считаясь с обстановкой на полях сражений. Это обстоятельство имело порой самые драматические последствия.

 

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.bestreferat.ru

Поделиться материалом: